Избранное
Шрифт:
Первый раз тетя Дженни рассказала эту историю вскоре после своего приезда. Было рождество, и все сидели в заново перестроенной библиотеке перед камином, где горели поленья гикори, — тетя Дженни с ее обычным выражением печальной решимости на лице; Джон Сарторис, бородатый, с ястребиным профилем; трое его детей и гость — инженер-шотландец. Джон Сарторис познакомился с ним в 45 году в Мексике, и теперь тот помогал ему строить железную дорогу.
Дорожные работы были прерваны на время праздников, и Джон Сарторис со своим инженером, в сумерках спустившись с холмов, где находился временный конечный пункт строящейся линии, поскакали верхом на север и теперь, отужинав, сидели, озаренные огнем камина. Солнце уже зашло; в багровых отблесках заката морозный воздух был хрупким, как
— Рождество! — воскликнул Джоби с простодушной и торжественной веселостью, свойственной его расе; взяв стоявший в углу возле камина ствол трофейного ружья, он принялся помешивать им пылающие поленья и мешал до тех пор, пока искры озорным золотистым вихрем не взмыли в темное жерло дымохода. — Рождество! Слышите, детки?
Старшей дочери Джона Сарториса исполнилось двадцать два, и в июне она выходила замуж; Баярду было двадцать, младшей девочке — семнадцать, а тетя Дженни, хоть и вдова, для Джоби тоже была ребенком. Водворив ствол ружья на место, он запалил в камине длинную сосновую лучину, чтобы зажечь свечи. Но тетя Дженни остановила его, и он ушел, с трудом волоча ноги — сгорбленный седой старец в поношенном военном мундире, который висел на нем как на вешалке, и тетя Дженни, как всегда называя Джеба Стюарта мистер Стюарт, рассказала свою историю.
Речь шла об одном апрельском вечере и о кофе или, вернее, об отсутствии оного. Военная семья Стюарта, сидя в ароматной тьме под молодым месяцем, вела беседу о женщинах, об ушедших в небытие развлечениях и вспоминала о родном доме. В стороне с беспокойным ржаньем топтались невидимые во мраке лошади, догорали, мерцая светлячками, бивуачные костры, и где-то неподалеку тихонько тренькал на гитаре генеральский денщик. Так они сидели, объятые щемящей горечью весны и древним как мир томлением юности, и, позабыв про труды и славу, вспоминали другие виргинские вечера — звуки скрипок, мириады свечей, легкие ножки в стройном ритме танца, беззаботный легкий смех — и думали: «Когда ж это будет опять?» — или: «Доведется ли мне побывать там еще?», покуда сами они погрузились в состояние жесточайшей ностальгии, а их речи стали звучать все более коротко и отрывисто. И тогда генерал встрепенулся и возвратил их к действительности, заговорив о кофе, или об отсутствии оного.
Этот разговор о кофе вскоре завершился скачкой по ночным дорогам и дальше по черным как смоль лесам, где лошади шли шагом, а всадники, вытянув вперед руки, держали перед собой ружье или саблю, чтобы невидимые ветви не сбросили их с седла; разговор продолжался до той поры, когда деревья встали как призраки в предрассветном тумане, и отряд из двадцати всадников очутился далеко в тылу федеральных частей. Вскоре рассвет окончательно вступил в свои права, и они, отказавшись от всякой маскировки, снова поскакали галопом, прорываясь мимо изумленных сторожевых разъездов, мирно возвращавшихся в лагерь, и команд с лопатами и кирками, выходивших на работу в золотистых лучах восходящего солнца, и наконец взлетели на вершину холма, где генерал Поуп со своим штабом сидел за завтраком al fresco [7] .
7
на открытом воздухе (итал.).
Двое всадников взяли в плен тучного штабного майора. Несколько человек бросились в погоню за его удиравшими сотрапезниками и вскоре загнали их в лесную чащу, а остальные вихрем ворвались в палатку, где хранился генеральский провиант, и, опустошив ее, выскочили оттуда, нагруженные богатой добычей. Стюарт и сопровождавшие его три всадника осадили своих гарцующих коней перед самым столом; один из них, схватив огромный закоптелый кофейник, подал его генералу, и, пока янки с криком метались среди деревьев, беспорядочно стреляя из ружей, они, словно заздравную чашу, принялись с тостами передавать друг
— Здоровье генерала Поупа, сэр, — сказал Стюарт, поклонился, отхлебнул из кофейника и протянул его пленному офицеру.
— Охотно выпью за него, — отвечал майор. — Благодарение Богу, что его здесь нет и он не может ответить вам лично.
— Я заметил, что он поспешил удалиться, — сказал Стюарт. — Вероятно, у него назначено свидание?
— Да, сэр. С генералом Гэллеком [8] , — сухо подтвердил майор. — Я весьма сожалею, что нашим противником является он, а не генерал Ли [9] .
8
Гэллек Генри Уэйджер (1815–1872) — генерал, главнокомандующий федеральными вооруженными силами с июля 1862 по март 1864 г. Герой Фолкнера намекает на враждебные отношения, сложившиеся между ним и генералом Поупом (Поуп Джон (1822–1892) — генерал федеральной армии. В 1862 г. командовал армией северян на территории Виргинии, где потерпел несколько поражений.). Один из современников писал о Гэллеке: «Ничего не придумывает, ничего не предвидит, не берет на себя ответственности, ничего не планирует, ничего не предлагает, никуда не годится».
9
Генерал Ли Роберт Эдвард (1807–1870) — главнокомандующий войсками южной Конфедерации во время Гражданской войны в США.
— Я тоже, сэр, — ответил Стюарт. — Я весьма высокого мнения о воинской доблести генерала Поупа.
Пронзительные звуки горнов, поднимая по тревоге укрытые в лесу ближние и дальние бригады, громким эхом отдавались среди деревьев; бешеная дробь барабанов призывала к оружью; беспорядочно палили ружья, и треск выстрелов волнами катился к отдаленным аванпостам, как сухое пощелкиванье раскрываемого веера, ибо имя Стюарта, торопясь от пикета к пикету, населило цветущие мирные леса сонмами серых призраков.
Стюарт повернулся в седле, его люди подъехали и, не спешиваясь, следили за ним настороженным взглядом, между тем как на их исхудавших энергичных лицах, словно в зеркале, отражалось пламя, вечно снедавшее их командира. Внезапно с фланга грянул дружный залп, и пули, злобно треща и щелкая в пронизанной солнцем листве над их головами, выбили кофейник из рук Баярда Сарториса.
— Не угодно ли вам сесть в седло? — сказал Стюарт пленному майору, и хотя речь его была изысканно учтива, в ней не осталось ни капли прежнего легкомыслия. — Капитан Уайли, у вас самая сильная лошадь, так не откажите…
Капитан вынул ногу из стремени и втащил пленника на лошадь позади себя.
— Вперед! — скомандовал генерал, пришпоривая своего гнедого, и весь отряд, как огромный кентавр, дружно скатился с холма, и, прежде чем залп успел повториться, всадники с грохотом ворвались в лес в том самом месте, откуда доносилась пальба. Синие призраки кинулись врассыпную прямо из-под копыт их коней, и они помчались среди деревьев, окруженные осиным роем пуль из ружей Минье. Стюарт теперь держал в руке свою шляпу с плюмажем, и рыжие кудри, развеваясь в такт бешеной скачке, полыхали снедавшим его пламенем буйной отваги.
Сзади и с фланга по их мелькающим теням все еще, хлопая, били ружья, и ликующий весенний лес оглашался пронзительным горном, неустанно славшим сигналы тревоги из одной бригады в другую. Стюарт постепенно забирал влево, оставляя весь этот шум позади. Лес начал редеть, и всадники, построившись в колонну, перешли на галоп. Пленный майор подпрыгивал и трясся за спиной капитана Уайли, и генерал, осадив свою лошадь, поехал рядом с несшим двойное бремя благородным конем.
— Я весьма сожалею, что вынужден причинять вам такие неудобства, сэр, — с изысканной любезностью заговорил Стюарт. — Но если вы хотя бы в общих чертах укажете нам место расположения вашей ближайшей заставы, я с удовольствием захвачу для вас верховую лошадь.