Избранное
Шрифт:
Т а н я. Иду греть обед — тире ужин. (Проходит на кухню.)
М а ш а. Ну, что новенького, сосед?
А л е к с е й. В какой области?
М а ш а. В области высшей математики.
А л е к с е й. Масса новостей. Вчера на глазах у почтеннейшей публики ободрали химиков в волейбол: пятнадцать — девять и пятнадцать — семь. Доцент Кленов гасил — гром стоял!..
М а ш а. Поздравляю.
Т а н я (из кухни). Маша!
М а ш а. Иду!.. Извините, но нам нужно заняться хозяйством. Вы заходите.
А л е к с е й.
Т а н я (из кухни). Алексей Тихонович, вы забыли газету.
А л е к с е й (спохватившись, берет газету). Спасибо. А откуда вы знаете, что я ее забыл?
Т а н я. Я не знаю. Я просто догадываюсь.
Улыбнувшись Маше, Алексей уходит. Маша заходит в кухню.
Ушел Ромашкин?
М а ш а. Ушел.
Т а н я (возится у плиты). Если еще надумаешь острить — выбери себе другую тему.
М а ш а (расставляет посуду). О чем ты говоришь?
Т а н я. О моем замужестве.
М а ш а. Таня, но это же я в плане юмора. Это была просто шутка.
Т а н я. Шутка? Знаешь, в каждой шутке…
М а ш а (всплеснув руками). Ты с ума сошла.
Т а н я. А что?.. Мне уже двадцать два года. Скоро я окончу институт, получу специальность и выйду замуж.
М а ш а. За кого?
Т а н я. Это не важно.
М а ш а. Как не важно? Это очень важно. Впрочем, я знаю, за кого ты выйдешь замуж.
Т а н я. За кого?
М а ш а. За мужчину.
Т а н я. Угадала. А что ты еще о нем знаешь? Ничего. Если бы ты была серьезным человеком, я бы с тобой и поговорила и, может быть, даже посоветовалась.
М а ш а. Ты думаешь — я несерьезный человек?
Т а н я. Я не думаю. Я в этом уверена.
М а ш а. Зря. Если хочешь знать, я очень серьезный человек, но, конечно, с родимыми пятнами. Легкомыслие — раз…
Т а н я. Легкомыслие — два.
М а ш а. Таня, слушай, что я тебе скажу. Когда Алексей сейчас говорил по телефону…
Т а н я. Ты его уже Алексеем зовешь.
М а ш а. Ну и что? Подумаешь.
Т а н я. Конечно. Мальчик. Кандидат наук. Читает лекции в университете. Зови его уж Алешкой.
М а ш а. Все в свое время. Так вот, я заметила, когда Алексей говорил по телефону — трубку он держал в правой руке, а левой рукой нажимал рычаг. Значит, он ни с кем не говорил, а только делал вид…
Т а н я (не слушая). Машка, он чудесный парень.
М а ш а (внимательно поглядев на Таню). Игорь?
Т а н я. Откуда ты знаешь?
М а ш а. Чувствую.
Т а н я. А серьезно?
М а ш а. «Информация — мать интуиции». Мне папа Ваня сказал. Этот Игорь с тобой приезжал на аэродром.
Т а н я (с вызовом). И что же, понравился ему Игорь?
М а ш а. Честно?
Т а н я. Честно. А впрочем, не надо. Я все знаю сама. Если бы отец увидел Игоря таким, каким увидела его я. Ты понимаешь? В Колонном зале был вечер московских студентов, вернувшихся с целины. Я поехала в Колонный, «Комсомолка» поручила мне написать отчет. Там выступали студентки, студенты. Одна девушка из Менделеевского даже читала свои стихи. А он вышел — и просто, конечно, без всякой шпаргалки рассказал о том, как они трудились, как их там хлестали дожди, как они не спали ночей и убирали хлеб, вот тот самый хлеб, который ты сейчас так аппетитно жуешь.
М а ш а (кладет на стол недоеденный кусок хлеба). И это была, наверное, торжественная речь?
Т а н я. Нет!.. В том-то и дело, что нет. Говорил он очень спокойно, а в глазах у него горел азарт и темперамент, который угадывается не сразу. Если бы ты слышала, как ему аплодировали. А он спустился в зал и пошел курить. Тут я его и встретила. Я сказала, что собираюсь писать и мне нужен текст его речи. Он пожал плечами и говорит: «Я могу вам вручить свою речь только вместе с головой. Я, — говорит, — не писал речи. Я говорил то, что думал».
М а ш а. Красивый?
Т а н я. Какое это имеет значение?
М а ш а. Просто интересно.
Т а н я. Красивый.
М а ш а. В мужчине главное ум.
Т а н я (усмехнувшись). Привет тебе от товарища Ромашкина. (Серьезно.) Да — ум, воля, мужество!
М а ш а. А при чем Ромашкин?.. Ты знаешь, что он при помощи этой… как ее… логарифмической линейки рассчитал себе пиджак, все размеры. Он уже хотел начать кроить, но Нина Павловна отняла у него ножницы.
Т а н я (отмахнувшись). Мы вышли вместе и пошли через Красную площадь. Он живет на Калужской. Мы шли, шли, говорили, и я ему все сказала. Все, что о нем подумала…
М а ш а. Призналась ему в любви?
Т а н я. Не говори глупости… Я сегодня пригласила его к нам.
Звонок.
М а ш а (идет отворять). А вдруг это он? (Отворив дверь, выходит на площадку и возвращается с бумажкой в руке.) Телеграмма. (Читает.) «Москва, Проспект Мира 97/33 Анохину. Буду Москве двенадцатого. Духовой оркестр и почетный караул не вызывать. Колесников».
Т а н я. Сегодня двенадцатое. Какой же это Колесников?
М а ш а. По-моему, доктор Колесников.
Т а н я. Да-да, партизанский врач.
М а ш а. Раскладушку в столовой поставим, да?
Т а н я (кивнув). Маша, когда придет Игорь, ты… ну… одним словом, прими участие в беседе. Задавай ему вопросы. Ты понимаешь, я очень хочу, чтобы отец увидел его таким, какой он есть. Машка, ты ведь все понимаешь.
М а ш а. Договорились. Закидаю его вопросами.
Т а н я. Если бы была жива мама, все было бы, наверно, гораздо проще.