Избранное
Шрифт:
Вместо этого однажды на дороге показались три фигуры, которые брели с востока, сильно прихрамывая. Один опирался на костыль, у второго на голове высился тюрбан из бинтов, у третьего, видно наименее пострадавшего, была всего лишь черная повязка на глазу. Полинявшие рваные мундиры, обрывки шнуров, болтавшиеся у них на груди, кивер без макушки, но с плюмажем, сохранившийся у одного из них, высокие разорванные сапоги говорили о том, что они из бывшей наполеоновской гвардии. Однако оружия при них не было, вернее, один из офицеров потрясал пустыми ножнами, другой
Они шли, распевая, как пьяные:
— De mon pays… De mon pays…[105]
— Эй, чужестранцы, — крикнул им брат, — кто вы такие?
— Посмотри-ка, что за птичка! Что ты делаешь наверху? Шишки поедаешь?
А другой:
— Кто это хочет нас шишками угостить? Мы голодны, как волки, а он вздумал нас шишками потчевать?
— А знаешь, как нас мучит жажда? Правда, мы изрядно хлебнули, но только снега.
— Мы — третий полк улан.
— В полном составе.
— Все, кто остались в живых.
— Трое из трехсот, это не так уж мало!
— По мне, самое главное, что я уцелел, а там наплевать!
— Не зарекайся! Ты еще не приволок домой свою шкуру.
— Типун тебе на язык!
— Мы — аустерлицкие победители…
— …Разбитые у Вильно. Вот потеха!
— Скажи нам, говорящая птица, нет тут поблизости винного погребка?
— Мы прошли пол-Европы и всюду осушали бочонки, но жажда так и не проходит!
— А все потому, что мы продырявлены пулями и вино из нас вытекает.
— Тебе-то пули только заднее место и продырявили!
— Покажи нам погребок, который бы нас напоил в кредит.
— А заплатим мы в другой раз.
— Наполеон заплатит!
— Хм!
— Царь заплатит! Он за нами следом идет, вот вы ему счет и предъявите.
Козимо сказал:
— Вина тут нет, но неподалеку есть ручей, и там вы сможете напиться.
— Чтоб тебе утонуть в том ручье, филин!
— Не потеряй я ружье в Висле, я бы тебя подстрелил и поджарил на вертеле, как дрозда!
— Подождите, я схожу опущу в ручей ногу, а то она вся горит.
— По мне, так заодно можешь помыть и задницу.
Однако к ручью отправилась вся троица, чтобы, разувшись, вымыть ноги и лицо, постирать белье. Мыло они взяли у Козимо, который принадлежал к числу тех стариков, которые с годами делаются чистоплотными, потому что становятся противны сами себе, чего в молодости никогда не бывает. Поэтому Козимо всегда носил с собой мыло. Свежая, холодная вода немного отрезвила уцелевших улан. Проходило опьянение, и вместе с ним проходило веселье, его сменяла грусть, овладевавшая ими при воспоминании о том, до чего они дошли; уланы принялись вздыхать и стонать. Но в их унылом настроении чистая прохладная вода показалась уланам таким бальзамом, что, наслаждаясь ею, все трое снова начали распевать: «De mon pays… De mon pays…»
Козимо вернулся на свою дозорную вышку у обочины дороги. Вдруг послышался конский топот. Вздымая пыль, галопом скакал отряд кавалеристов. На всадниках были невиданные
— Каким ветром вас сюда занесло? Кавалеристы остановились.
— Здравствуй.[106] Скажи, батюшка, далеко еще до места?
— Здравствуйте, солдаты, — ответил Козимо, который знал понемногу все языки, в том числе и русский. — Куда вам?
— Туда, куда ведет дорога…
— Так эта дорога в разные места ведет. Вы куда путь держите?
— В Париж.
— Ну, в Париж есть более удобные дороги.
— Нет, не в Париж. Во Францию, за Наполеоном. Куда ведет эта дорога?
— Э, в самые разные места: в Оливабассу, Сассокорто, в Траппу…
— Как? Оливабасса? Нет, нет.
— Ну, при желании по ней можно попасть в Марсель.
— В Марсель… да-да, Марсель… Франция…
— А что вам надо во Франции?
— Наполеон пошел войной на нашего царя, а теперь наш царь гонится за Наполеоном.
— Откуда вы?
— Из Харькова. Из Киева. Из Ростова.
— Значит, вы немало городов и стран повидали? Где вам больше нравится: у нас или в России?
— Повидали мы красивые места, повидали и некрасивые, а только нам Россия всего милее.
Цокот копыт, густое облако пыли; у дерева остановился конь, и всадник-офицер прикрикнул на казаков:
— Вон! Марш! Кто вам позволил остановиться?
— До свидания, батюшка, — закричали казаки брату. — Нам пора… — И, пришпорив коней, они умчались.
Офицер на коне остался под сосной один. Он был высокий, тонкий, с благородным и печальным лицом. Вскинув непокрытую голову, он глядел на слегка подернутое облаками небо.
— Bonjour, monsieur, — обратился он к Козимо. — Vous connaissez notre langue?[107]
— Да, господин офицер, — ответил брат, — mais pas mieux que vous le franзais quandmкme!
– ^Etes-vous un habitant de ce pays? 'Etiez-vous ici pendant qu’il y avait Napol'eon?
— Oui, monsieur l’officier.
— Comment ca allait’il?
— Vous savez, monsieur, les armies font toujours des d'eg^ats, quelles que soient les id'ees qu’elles apportent.
— Oui, nous aussi nous faisons beaucoup de d'eg^ats, mais nous n’apportons pas d’id'ees…[108]
Он был печален и озабочен, хоть и принадлежал к армии победителей. Брату русский офицер понравился, и он решил его подбодрить: