Избранное
Шрифт:
— Рифаа невиновен, и горе тому, кто захочет причинить ему зло! Батыха, не в силах больше сдерживать гнев, взмахнул дубинкой.
— Эй вы, бабы! Ну, я вас проучу!
Вдруг женщины со всех сторон заголосили, как на похоронах. Рты, перекошенные гневом, исторгали угрозы и предостережения. У ног Батыхи упал камень. Все это показалось футувве кошмарным сном. Но ему легче было умереть, чем позвать на помощь еще кого–нибудь из футувв. Начни он драться, ему грозила бы гибель под градом камней, однако молчание и бездействие означали конец его власти. Камни продолжали падать
— Наш футувва прав, я достоин порицания.
Люди глядели на него с недоверием, но никто не произнес ни слова.
— Расходитесь по домам, — продолжал Рифаа, — пока гнев его не обрушился на вас.
Все поняли, что Рифаа хочет спасти честь футуввы и избежать скандала. Они были в растерянности, не зная, как поступить, но все же стали медленно расходиться, и постепенно улица опустела.
56.
После этого происшествия на улице стало неспокойно. Больше всего управляющий опасался, как бы жители, убедившись, что их сила в сплоченности, не перестали бояться футувв. Поэтому он считал необходимым расправиться с Рифаа и с теми, кто его поддерживает. Он решил обсудить с футуввой рода Габаль Ханфасом, как — лучше это сделать, не допустив взрыва возмущения на улице. А Бейюми управляющий сказал:
— Рифаа не так слаб, как ты думаешь. За ним стоят любящие его люди, которые спасли его, не убоявшись гнева футуввы. А что будет, если его поддержит вся улица? Тогда он отбросит в сторону свое нынешнее занятие и открыто заявит, что цель его — имение!
Бейюми излил свой гнев на Батыху. Изо всех сил тряся его за плечи, он рычал:
— Мы поручили тебе дело, а ты навлек позор на всех футувв!
Батыха, скрипя зубами от злости, обещал:
— Я избавлю вас от него, даже если придется его убить!
— Лучше, если бы ты сам навсегда исчез с нашей улицы, — угрюмо ответил Бейюми.
Он послал за Ханфасом, приглашая его для разговора.
Но когда Ханфас шел к дому Бейюми, дорогу ему преградил дядюшка Шафеи. Страшно напуганный последними событиями, он пытался уговорить сына вернуться в мастерскую и бросить занятие, от которого вместо доходов тот получал одни неприятности. Но все его уговоры были напрасны. Узнав, что Бейюми послал за Ханфасом, Шафеи поспешил перехватить его.
— Муаллим Ханфас, — обратился он к нему, — ты наш футувва и защитник. Они призвали тебя, чтобы ты помог им избавиться от Рифаа, но прошу тебя, не трогай его. Обещай им все, что они потребуют, только не трогай Рифаа. Прикажи, и я покину улицу вместе с Рифаа, чего бы мне ни стоило его убедить. Главное, не тронь его!
— Я лучше знаю, что мне делать и чего требуют интересы рода Габаль, — уклончиво ответил Ханфас. На самом же деле он стал бояться Рифаа с тех пор, как узнал о том, что приключилось с Батыхой. Он сказал себе, что именно он, а вовсе не управляющий и не Бейюми, должен остерегаться Рифаа.
Войдя
— Отнесись к этому серьезно. События подтверждают, что он очень опасен.
Ханфас был с этим согласен, однако попросил:
— Только не надо расправляться с ним в моем присутствии.
— Но мы же мужчины, муаллим. И у нас общие интересы. Мы ни с кем не расправляемся у себя дома. Сейчас придет сюда этот парень, и я расспрошу его при тебе.
Явился Рифаа с ясным лицом, поприветствовал обоих мужчин и уселся на тюфячок, на который ему указал Бейюми, оказавшись как раз напротив футувв. Бейюми разглядывал его красивое, спокойное лицо, удивляясь тому, как мог этот тихий юноша стать причиной столь ужасных беспорядков.
— Почему ты покинул свой квартал и своих родных? — спросил он его.
— Никто из них не желал слушать меня, — просто ответил Рифаа.
— Чего же ты от них хотел?
— Я хотел освободить их от ифритов, которые мешают им быть счастливыми.
— Разве ты отвечаешь за счастье людей?
— Да, раз я в состоянии обеспечить им счастье. Лицо Бейюми нахмурилось.
— Я слышал, ты презираешь силу и могущество?
— Я хочу доказать им, что они неверно понимают счастье, а я могу дать его им.
— Значит, ты презираешь и тех, кто обладает силой и могуществом? вмешался в разговор Ханфас.
— Нет, муаллим, но я хочу убедить всех, что счастье не в силе и не в могуществе. — Рифаа говорил спокойно, словно не замечая злобного тона футуввы.
Пристально глядя на Рифаа, Бейюми продолжал расспрашивать его:
— Я слышал также, что ты позволяешь себе утверждать, будто того же хочет владелец поместья?
— Это они так говорят!
— А что говоришь ты?
Впервые немного помедлив, юноша ответил:
— Я говорю, как разумею.
Все беды происходят от слабого разумения, — с издевкой в голосе произнес Ханфас, а Бейюми, прищурив глаза, добавил:
— Однако они говорят, что ты пересказываешь им то, что слышал от самого Габалауи!
В глазах Рифаа отразилась нерешительность. Снова помедлив, он сказал:
— Я так толкую слова, сказанные им Адхаму и Габалю.
— Его слова Габалю не поддаются объяснению! — вскричал разъяренный Ханфас.
А Бейюми, которого душила злоба, подумал: «Все вы лгуны, а Габаль первый среди вас!» Вслух же он произнес:
— Ты утверждаешь, что слышал голос Габалауи и что тебе известна его воля. Но никто не имеет права говорить от имени Габалауи, кроме управляющего поместьем — его наследника. Если бы Габалауи хотел что–либо сообщить людям, он сделал бы это через управляющего, который отвечает за поместье и выполняет десять заповедей. А ты, безумец, как можешь ты осуждать силу, богатство и высокое положение, если все эти качества присущи самому Габалауи?
Лицо Рифаа исказилось от душевной муки.
— Я разговариваю не с Габалауи, а с жителями нашей улицы, которых мучают ифриты, — проговорил он.