Избранное
Шрифт:
Вечерами у входа в кино, под большим картонным плакатом, изображавшим японского кавалериста, стоял пожилой кацубэн [36] в канотье и кричал:
— Подвиг лейтенанта Гаяси! Японский офицер в лагере красных казаков! Секреты русских гаремов!
Господин поручик был недоволен соседством. Крики зазывалы перемешивались со свистками и словами команды, отвлекая внимание солдат. Несомненно, кино перенесли бы в другую часть города, если бы не патриотизм, своевременно проявленный владельцем сарая. Все господа офицеры получили приглашение
36
Кацубэн — человек, зазывающий в кино, а во время сеанса комментирующий содержание фильма.
Сато достался билет на вторую серию знаменитого боевика «Хитрость лейтенанта Гаяси».
Он увидел все, что обещали плакаты: бой японской кавалерии с пехотинцами, и бегство казаков, и пожар на таинственном корабле адмирала Ивана Смирунова. Правда, содержание картины из-за цензурных купюр осталось неясным, но Сато был в восторге и все время подталкивал локтем равнодушного Кондо. Чего стоил один вид горящего самолета или штыковой атаки десанта!
…Мужественный лейтенант Гаяси отбивал Ханаэ — дочь маньчжурского советника, похищенную во время прогулки отрядом казаков. Шесть похитителей, толстых, как монахи, наступали с пиками на Гаяси. Русские были свирепы и неуклюжи, лейтенант неуловим. Его сабля слепила противников.
В темноте слышался гибкий голос кацубэна, пересказывавшего содержание картины.
— Он был как молния! — пояснял рассказчик. — Русский — как дуб. Господин Гаяси знал, что за дверями его ждет Ханаэ…
Тотчас была показана Ханаэ с крупными слезами на напудренных щеках. Она играла на сямисэне, а возле нее с бутылкой в руках плясал русский полковник.
Потом экран заполнили толпы растерянных бородатых людей, державших ружья как палки. Их было так много, что Сато испугался за участь роты Гаяси. С опаской поглядывал он на толстые ноги и разинутые рты атакующих.
Впрочем, тревога его быстро прошла. Показались самолеты, и через минуту трупы лежали гуще, чем рыба в засольных чанах…
— Лейтенант был ранен в руку, — пояснил кацубэн, увидев перевязанного Гаяси, — но лекарство и любовь прекрасной Ханаэ быстро залечили рану… Он вернулся в действующую армию в чине майора…
Обсуждая подвиг лейтенанта Гаяси, солдаты нехотя покидали кино.
— Говорят, что многие рядовые вернулись на острова фельдфебелями, — заметил Кондо.
— Осенью ожидаются новые назначения, — ответил в тон ему Сато.
— Значит…
— Это еще не известно…
И оба солдата расхохотались — так схожи были их мысли, навеянные кинокартиной.
Приближалась осень. После известного инцидента с листовками в 6-м полку и многочисленных арестов в других частях военное министерство ввело обязательные беседы с солдатами на злободневные темы.
В цинцзянском гарнизоне эти беседы проводил сам господин поручик. Вскоре после размещения отряда в казармах во всех солдатских тетрадях появились записи лекций: «Чем война обогащает крестьян», «Богатства Маньчжоу-Го завоеваны для народа».
Особенно интересной показалась
Медленно, точно диктуя, описывал Амакасу местные горы, где равнодушные, ленивые маньчжуры топчут ногами золото, медь, серебро. Он рассказывал о лесах северной полосы, таких глухих, что птицы позволяют брать себя руками; о пятнах нефти, найденных коммивояжерами вблизи Гунзяна; о южных районах, изнемогающих от избытка хлеба, проса, бобов.
Господин поручик назвал еще железо, асбест, серу, уголь, барий, цемент, тальк, магнезию, фосфориты, но Сато запомнил только одно — золото. Еще с детства он знал его непонятную силу. О золоте говорилось в сказках, которые читал в начальной школе учитель — господин Ямадзаки, во всех кинокартинах и приключенческих романах. О нем с одинаковой почтительностью отзывались и отец, и старый рыбник Нагано, и господин полицейский, и плетельщики корзин, привозившие с юга свой грошовый товар. Рыбаки, побывавшие на Карафуто, с таинственным видом показывали завернутые в бумажки тусклые крупинки металла. На них можно было купить все: рыбный участок, невод, дом, кавасаки [37] и даже благосклонность сельского писаря.
37
Кавасаки — рыбацкая моторная лодка.
Вечером, сидя в клозете, солдаты обсуждали лекцию господина поручика.
— Х-хорошо, что мы не пустили в Маньчжоу-Го р-рос-скэ, — сказал заика Мияко.
— Чепуха! У них золота больше, чем здесь. Главное — земля.
— Посмотрим, что даст осень…
— Золото выгодней ячменя, — заметил Тарада. — Я бы согнал сюда каторжников со всех островов.
— А посевы?
— Пусть копаются маньчжуры…
— Колонизация невозможна без женщин…
— Было бы золото, б… найдутся, — заключил под общий хохот Тарада.
…После лекции господина поручика Сато, всегда отличавшийся на маршировках, стал ходить повесив голову. Мысль о золоте, валявшемся под ногами, не покидала солдата. Он стал присматриваться к блесткам кварца, пирита, стекла, встречавшимся на плацу. Когда рота выходила за город, Сато украдкой клал в карманы кусочки рыжеватого железняка и другие подозрительные камни.
Однажды во время тактических занятий он умудрился набрать в фуросики и незаметно пронести в казарму с десяток пригоршней желтой и, как ему казалось, особенно золотоносной земли.
Он посвятил в свою затею Кондо, и вскоре они вдвоем натаскали и спрятали возле клозета не меньше ведра драгоценной земли. Позже пришлось втянуть в это дело и повара, потому что для промывки золота обязательно нужен был тазик.
Они выбрали день стирки белья, когда часть роты отправилась с грязными тюками на ручей в двух милях от города.
Все было заранее обдумано. Сато выбрал себе самый отдаленный участок и, оставив белье мокнуть, наскоро соорудил из сосновой коры желобок. Ровно в двенадцать часов повар привез завтрак. Он роздал ячмень, передал Сато суконку и тазик и вернулся к повозке.