Избранное
Шрифт:
Но сначала было необходимо определить координаты гигантского темпорального двигателя, который снабжал энергией весь механизм. Он умно спрятан. Я проследил срывающиеся тропки, тупики, затем вернулся и вновь прошел по лазам лабиринта, исключая ложные ходы и сужая поиск.
И я нашел его. Я знал, что делать. Затем снял захват и время пронизывающее поле швырнуло меня в преддверие ада.
32
На меня обрушилась какофония лязгающего и орущего города. Настойчиво взывали о внимании красочные полосы, блики и лучи света. Город
Город источал зловоние. Он чадил. Воздух обдавал жаром. Порывистый ветер гнал перед собой кучи мусора. Нахлынувшая толпа швырнула меня на женщину. Я подхватил ее, чтобы она не упала, но женщина завизжала и вырвалась из рук. Передо мной мелькнуло перекошенное под маской лицо.
Это была Меллия-Лайза.
Вселенная взорвалась, я снова сидел на стуле. Прошло меньше минуты. Карг пристально следил за приборами. Меллия напряженно застыла напротив.
И я знал первый параметр.
Мгновение спустя я снова отбыл. В лицо дул колючий морозный ветер. Я стоял на склоне высокого, заснеженного холма. А под деревьями жались друг к другу завернутые в шкуры люди. Мы пытались отыскать проход, но поиски слишком затянулись, уже давно начался сезон холодов. Теперь нас застала метель. Мы попали в ловушку, нас ждала смерть. Частью сознания я понимал это, другой частью как бы наблюдал за происходящим со стороны. Я подполз к ближайшей фигуре, закутанной в шкуры. Мальчик, не старше пятнадцати лет, белое, как воск, лицо. Льдинки на веках и ноздрях. Мертв, замерз. Я двинулся дальше. Старик, лед в бороде, на открытых глазах. И Меллия… Еще дышит. Глаза открыты. Она увидела меня, попыталась улыбнуться…
Я вернулся в кабину темпорального скачка. Два параметра.
Я вновь отбыл. Мир сомкнулся до размеров игольного ушка и расширился вновь на проселочной дороге под пыльными деревьями. Палящая жара. Во рту сухо от жажды. От неимоверной усталости ломит все тело. Я огляделся. Она молча упала и осталась лежать ничком в пыли. Усилием воли я заставил себя повернуться и проковылять дюжину шагов.
— Вставай, — сказал я. Слова прозвучали хриплым бормотанием. Я ткнул ее ногой. Она казалась поломанной куклой, которая никогда больше не откроет глаза и не заговорит.
Я присел рядом с ней, приподнял ее и смахнул пыль с лица. Сквозь полуприкрытые веки на меня смотрели глаза.
Глаза Меллии.
Я снова оказался в стерильной комнате. Карг сделал отметку в таблице и бросил взгляд на Меллию. Она неестественно сползла на край стула.
Я знал три параметра. Оставалось еще три. Рука карга шевельнулась.
— Подожди, — сказал я. — Для нее это слишком. Чего ты добиваешься? Хочешь убить ее?
Он удивленно посмотрел на меня.
— Выбор стрессовых ситуаций, мистер Рейвел, определяется условиями опыта. Поскольку моя цель заключается в выявлении силы ваших связей, то нужна максимальная разность эмоциональных потенциалов.
— Ей больше не выдержать.
— Она не чувствует никаких непосредственных физических страданий, — объяснил он с любезностью гробовщика. — Все физические ощущения испытываете вы, мистер Рейвел. Любые муки она переживает через вас. Из вторых рук, так сказать.
Он коротко улыбнулся и щелкнул тумблером.
Боль, острая и все же далекая. Я ощущал себя калекой и в то же время как бы следил за агонией извне. Моя (его) левая нога была сломана ниже колена. Перелом был тяжелым, внутренним. Осколки разбитой кости виднелись в искромсанной и опухшей плоти. Нога застряла в подъемнике тихоокеанского рудовоза. Меня высвободили, оттащили сюда и оставили умирать. Но я не мог умереть. В пустой комнате в городе меня ждала женщина. Я пришел сюда, в порт, чтобы заработать денег на еду и топливо. Опасная работа, но давали хлеб и уголь.
Я оторвал рукав плаща, перевязал ногу. Боль притупилась, ушла вглубь. Я только отдохну немного, а потом попробую идти. Умереть здесь было бы легче, но она подумает, что я бросил ее. Но сначала отдохнуть…
Слишком поздно я понял, что завлек себя в ловушку. Впустил сон, как гостя, а в открытые двери проскользнула смерть. Я представил ее лицо, как она вглядывается в дымные сумерки мегаполиса, ожидая моего возвращения. Ожидая напрасно.
Лицо Меллии.
И вновь очутился в ярко освещенной комнате. Меллия обмякла на пыточном стуле.
— Милые у тебя намерения, карг, — сказал я. — Ты вынуждаешь меня смотреть, как ее доводят до бешенства, мучают, убивают. Просто физических страданий недостаточно для твоих сенсорных датчиков. Ты не брезгуешь и духовной пыткой — предательством и растоптанной надеждой.
— Не разыгрывайте мелодраму, мистер Рейвел. Совершенно очевидно, что для настоящего опыта существенно важно возрастание признаков.
— Давай. Что там дальше?
Вместо ответа он щелкнул тумблером.
Едкий клубящийся дым, удушающее зловоние, мощные взрывы, обращенные в пыль кирпич, дерево, гудрон. Сквозь рев языков пламени доносился грохот обвалов и падающих бомб.
Он (я) отшвырнул упавшую балку, взобрался на груду битого кирпича и побрел к дому, половина которого еще высилась около зияющего колодца, куда извергала нечистоты разбитая магистраль. Часть спальни исчезла. На остатках обоев криво висела картина. Я вспомнил, как она купила ее в Петтиноут — Лейн, как мы вставляли картину в раму и подбирали подходящее место.
В обугленном отверстии, бывшем когда-то входной дверью, появилась изможденная, жуткая женская фигура с всклокоченными волосами. Она держала в руках что-то вроде окровавленной куклы. Я рванулся к ней, взглянул на белое, как мел, личико, посиневшие ноздри, серые губы, запавшие глаза — лицо моего ребенка. Глубокий шрам пролегал по детскому лобику, словно лом обрушился на мягкую податливую плоть. Я посмотрел на Меллию: рот ее был открыт, она страшно выла…
Меня снова окружали тишина и покой. Яркий свет.
Меллия потеряла сознание, стонала и билась в ремнях.
— Карг, сбавь темп, — сказал я. — Впереди половина вечности. Зачем жадничать?
— Вы знаете, мистер Рейвел, я добился замечательных успехов, — ответил он. — Особенно любопытен последний опыт. Тяжкое испытание любимого — это крайне интересно.
— Ты замучаешь ее до смерти, — сказал я.
Он посмотрел на меня, как смотрят в лаборатории на подопытного кролика.
— Если я приду к подобному заключению, то сбудутся ваши худшие опасения.