Избранное
Шрифт:
О-Току ревновала. Опять-таки к изображению на экране.
(Поезд подошел к Синагава. Мне нужно было сходить на Симбаси. Мой товарищ знал это и, боясь, что ему не удастся закончить историю, торопливо продолжал, время от времени поглядывая в окно.)
В фильме происходило еще множество событий, и кончался он, кажется, тем, что мужчина попадает в полицию. О-Току подробно рассказала мне, за что его арестовали, но я, к сожалению, не помню.
«На него налетели, в момент скрутили. Нет, это было уже не на той улице. В каком-то баре. Там стояли в ряд бутылки вина, а в углу висела клетка с попугаем. Видимо, уже наступила ночь, все было в синей дымке. И в этой синеве, в этой синеве я увидела плачущее лицо того человека. Если бы вы увидели, вам тоже стало бы безумно жаль его. В глазах — слезы, рот приоткрыт...»
Потом раздался свисток — фильм окончился. Осталось только белое полотно. И тут О-Току произнесла замечательную фразу: «Все ушло. Ушло и превратилось в дым. И ничего не осталось».
В ее слезах не было притворства. Не исключено, что история ее безнадежной любви к изображению на экране — выдумка, а на самом деле она безответно любила кого-нибудь из нас.
(Наш
1917, октябрь
Одержимый творчеством [40]
40
Перевод Т. Редько-Добровольской. Комментарии к новелле — переводчика.
41
Второй год Тэмпо — 1831 г.
42
Канда — один из районов Эдо (ныне Токио).
43
Сикитэй Самба (1776—1822) — японский писатель, автор ряда юмористических произведений (так наз. «коккэйбон»), в том числе «Общественной бани».
44
«Бабий пучок» — модная в начале XIX в. в среде горожан мужская прическа: волосы надо лбом и на темени выбривались, а нижние пряди стягивались на затылке в пучок, складываемый пополам. Концы волос в пучке оставлялись распущенными.
45
Утадзаймон — популярные в народе и распространенные в то время песенки.
46
«Тёммагэ хонда» — мужская прическа: волосы надо лбом и на темени выбривались, а на затылке связывались в пучок.
47
«Ооитё» — распространенная в то время в среде самураев мужская прическа: волосы на затылке стягивались в плотный пучок, который складывался вдвое и перевязывался шнурком. Кончики волос в пучке укладывались в форме листа дерева итё (гинко), по виду напоминающего веер.
48
«Есибэй якко» — мужская прическа: волосы на темени завязывались плотным пучком, часть которого низко опускалась на затылок.
49
...прической, похожей не то на летящую пчелу, не то на стрекозу...— Имеется в виду традиционная прическа мальчика: оставленные по бокам пряди волос связывались на макушке, напоминая крылья летящей пчелы или стрекозы.
Шум в бане совершенно особый. Прежде всего это — плеск воды и грохот переставляемых ушатов. Затем это — гомон переговаривающихся между собой или напевающих что-то людей. И, наконец, это — удары колотушки, время от времени доносящиеся с места, где находится сторож. Одним словом, по обе стороны перегородки, разделяющей баню на фуро [50] и площадку для мытья, стоит шум, точь-в-точь как на поле битвы. К тому же сюда нет-нет да и заходят торговцы. Или попрошайки. Ну, и, конечно же, без конца снуют посетители. И вот среди всей этой сутолоки...
50
Фуро — бассейн с горячей водой в традиционной японской бане.
Среди всей этой сутолоки, скромно примостившись в углу, мылся старик. Судя по всему, ему было далеко за шестьдесят. Седина на висках приобрела неприятный желтый оттенок, глаза стали подслеповатыми. Он был худ, но сложения крепкого, пожалуй, даже могучего, и в руках и ногах его с отвислой кожей все еще таилась сила, противящаяся старости. То же можно было сказать о лице: мощный подбородок и крупный рот словно бы излучали яростное сверкание силы дикого зверя, как это было и прежде, когда старик находился в расцвете лет.
Старик тщательно вымыл верхнюю половину тела и продолжал мыться, не ополаскиваясь, из маленького деревянного ушата. Он с усердием тер себя куском черной шелковой ткани, но с его сухой, морщинистой кожи не сходило ничего, что можно было бы назвать грязью. Это вдруг наполнило его ощущением осени и печали. Старик вымыл ногу, обтер ее влажным полотенцем, и тут рука его остановилась, как будто силы внезапно его покинули. В ушате с мыльной водой отражалось ослепительно яркое небо, а на его фоне алели плоды хурмы; возвышаясь над перевернутым углом черепичной крыши, кое-где они как бы скрепляли между собой тонкие ветви дерева.
И старику вдруг почудилось, будто на него пала тень Смерти. Эта Смерть не таила в себе ничего зловещего, ничего такого, что прежде ужасало его. То было сознание тихого, желанного, безмятежного небытия, подобного небу, отражающемуся в ушате. Как был бы он рад, если б смог отрешиться от заблуждений и страданий суетного бытия и забыться сном под сенью этой Смерти, тем самым сном без сновидений, который посещает лишь невинных детей. Он устал от жизни. Но еще больше устал он от мук творчества, неотступно преследовавших его уже много десятков лет...
Словно очнувшись, старик разочарованно поднял глаза от ушата. Вокруг по-прежнему раздавались оживленные, веселые голоса, в клубах пара с головокружительной быстротой сновали голые люди. К пению утадзаймон, доносящемуся из-за перегородки, присоединялись звуки модных песенок «мэриясу» и «ёсиконо» [51] . Во всем этом, разумеется, не было и намека на ту Вечность, которая только что осенила его душу.
— О, сэнсэй [52] , вот уж никак не ожидал встретить вас здесь! Мне и во сне не могло привидеться, что Кёкутэй-сэнсэй с самого утра пожалует в баню.
51
«Мэриясу» — лирические песни, исполнявшиеся в театре Кабуки, как правило, без аккомпанемента. Были широко известны в народе. «Есиконо» — народная любовная песенка.
52
Сэнсэй — букв.: «учитель», почтительное обращение к преподавателям, врачам, ученым и т. д.
Обернувшись, старик увидел среднего роста мужчину, румяного, с прической «хосоитё». Тот стоял перед ним с ушатом в руках и перекинутым через плечо полотенцем и весело улыбался. Похоже, он только что закончил купание и теперь собирался ополоснуться чистой водой.
— Рад, что вы, как обычно, в прекрасном расположении духа,— с едва заметной иронией произнес, улыбаясь, Бакин Сакити Такидзава [53] .
— Ну что вы, право, стоит ли радоваться такой малости? Поистине отрадно то, что в свет выходят все новые главы «Восьми псов», что с каждым разом они все интереснее.— Собеседник Бакина бросил полотенце в ушат и еще громче затараторил: — Подумать только! Фунамуси выдает себя за слепую уличную певицу и замышляет убить Кобунго. Но в последний момент, когда его хватают и начинают пытать, на помощь ему приходит Соскэ. Здорово закручено! К тому же этот случай дает возможность Соскэ еще раз встретиться с Кобунго [54] . Я, Омия Хэйкити,— всего лишь простой торговец галантерейными товарами, но все же смею считать себя в известной мере знатоком и ценителем «ёмихон» [55] . Так вот, поверите ли, даже мне трудно придраться к чему-либо в ваших «Восьми псах»... О, простите великодушно, что беру на себя смелость судить о вещах, мне недоступных...
53
Бакин Сакити Такидзава — см. коммент. 27 к новелле "Барсук".
54
Фунамуси, Кобунго, Соскэ — персонажи романа «Восемь псов».
55
«Емихон» — один из жанров японской повествовательной прозы конца XVIII — первой половины XIX в. Соответствует жанру авантюрно-героического или рыцарского романа в мировой литературе.
Бакин промолчал и принялся мыть вторую ногу. Что и говорить, он с давних пор благоволил к почитателям своего таланта. Однако это благоволение ни в коей мере не мешало ему судить о них здраво и беспристрастно. Для мудрого и проницательного Бакина это было более чем естественно. Но в то же время, как это ни парадоксально, способность трезво судить о людях, в свою очередь, тоже почти не влияла на его благорасположение к почитателям. Поэтому порой он испытывал к одному и тому же человеку и презрение, и дружелюбие одновременно. Омия Хэйкити относился к разряду именно таких людей.