Избранные диалоги
Шрифт:
Протагор кивнул.
— Но ведь мужество противоположно робости.
Протагор подтвердил.
— А понимание того, что страшно, а что не страшно, противоположно неведению всего этого?
Здесь Протагор опять кивнул.
— Значит, понимание страшного и нестрашного есть мужество, в противоположность неведению этого?
Тут Протагор уже не хотел кивать в знак согласия и замолчал. Я же сказал:
— Что же, Протагор, ты и не подтверждаешь и не отрицаешь того, что я говорю?
— Ты сам доводи до конца, — сказал Протагор.
{E} — Еще об одном только, — сказал я, — спрошу я у тебя: кажется ли тебе по-прежнему, что бывают люди хотя в высшей степени невежественные, но в высшей же степени мужественные?
— Кажется мне, — сказал Протагор, — что ты, Сократ, упорно настаиваешь на том, чтобы я отвечал; уж сделаю тебе приятное
— Да ведь — сказал я, — спрашиваю я обо всем этом только ради того, чтобы рассмотреть, как обстоит дело с доблестью и что это такое — доблесть? Я знаю, если это будет раскрыто, {361} тогда всего лучше выяснится и то, о чем каждый из нас распространялся в длинной речи: я — когда утверждал, что доблести нельзя научить, ты же — что она поддается изучению. И мне кажется, что теперь итог наших рассуждений, словно живой человек, обвиняет и высмеивает нас, и если бы владел он речью, то сказал бы так:
«Чудаки вы, Сократ и Протагор! Ты, утверждавший прежде, что доблести нельзя научить, теперь против самого себя усердствуешь, {B} пытаясь доказать, что все есть знание: и справедливость, и здравомыслие, и мужество. Но при помощи такого приема всего более обнаружилось бы, что доблести можно научить: ведь если бы доблесть была не знанием, а чем-нибудь иным, как пытался утверждать Протагор, тогда она, ясно, не поддавалась бы изучению; {C} теперь же, если обнаружится, что вся она есть знание, — на чем ты так настаиваешь, Сократ, — странным было бы, если бы ей нельзя было научить. А Протагор, со своей стороны, тогда полагавший, что она изучима, теперь, видимо, настаивает на противоположном: что она скорее оказалась чем угодно, только не знанием, а следовательно, менее всего поддается изучению».
Меня, Протагор, когда я вижу, как тут все перепутано сверху донизу, охватывает стремление все это выяснить, и хотелось бы мне, после того как мы это разберем, разобраться, что такое сама доблесть, и снова рассмотреть, изучима она или нет. Только бы не сбивал нас в этом рассмотрении иной раз тот самый обманчивый Эпиметей, 42 который обошел нас при распределении даров, {D} по твоим словам. Мне в этом мифе больше понравился Прометей, чем Эпиметей. Пользуясь помощью Прометея и стараясь не быть опрометчивым в своей жизни, я этим и занимаюсь. Если тебе будет угодно, я, как об этом говорил в самом начале, с величайшим удовольствием разобрал бы это вместе с тобою.
42
Стр. 117. …обманчивый Эпиметей… — Имя Эпиметей значит примерно «крепкий задним умом».
Протагор ответил так:
— Я одобряю, Сократ, и твое рвение, и ход твоих рассуждений. {E} Да и я, думается мне, не такой уж дурной человек, а зависти у меня меньше, чем у кого бы то ни было. Я многим говорил о тебе, что из тех, с кем я встречаюсь, я всего более восхищаюсь тобой, особенно между твоими сверстниками. Я даже утверждаю, что не удивился бы, если бы и ты стал оделим из людей, славящихся своей мудростью. О наших вопросах мы поговорим в другой раз, когда тебе будет угодно, а теперь пора обратиться и к другим делам.
{362} — Так и надо сделать, раз ты такого мнения, — сказал я. — Ведь и мне давно пора идти, куда я собирался. Я оставался здесь только в угоду красавцу Каллию.
Сказав и выслушав это, мы разошлись.
ПИР
{172} К вашим расспросам я, по-моему, достаточно подготовлен. На днях, когда я шел в город из дому, из Фалера, один мой знакомый увидал меня сзади и шутливо окликнул издали.
— Эй, — крикнул он, — Аполлодор, фалерский житель, 43 погоди-ка!
Я остановился и подождал.
— Аполлодор, — сказал он, — а ведь я как раз искал тебя, чтобы расспросить о том пире у Агафона, где были Сократ, Алкивиад {B} и другие, и узнать, что же это за речи там велись о любви. Один человек рассказывал мне о них со слов Феникса,
43
Стр. 118. Аполлодор, фалерский житель… — В уста Аполлодора Платон вложил рассказ о пире, состоявшемся у трагического поэта Агафона. В свою очередь Аполлодор рассказывает об этом со слов Аристодема, одного из почитателей Сократа. Фалер — один из сельских округов (демов) Аттики, южнее Афин.
{C} И я ответил ему:
— Видимо, тот, кто тебе рассказывал, и впрямь не рассказал тебе ничего толком, если ты думаешь, будто беседа, о которой ты спрашиваешь, происходила недавно, так что я мог там присутствовать.
— Да, именно так я и думал, — отвечал он.
— Да что ты, Главкон? — воскликнул я. — Разве ты не знаешь, что Агафон уже много лет здесь не живет? 44 А с тех пор как я стал проводить время с Сократом и взял за правило ежедневно примечать все, что он говорит и делает, не прошло и трех лет. {173} Дотоле я бродил где придется, воображая, что занимаюсь чем-то сто́ящим, а был жалок, как любой из вас, — к примеру, как ты теперь, если ты думаешь, что лучше заниматься чем угодно, только не философией.
44
Стр. 119. …Агафон уже много лет здесь не живет? — В 411-405 до н. э. годах Агафон был в Македонии по приглашению македонского царя Архелая.
— Чем смеяться над нами, — ответил он, — лучше скажи мне, когда состоялась эта беседа.
— Во времена нашего детства, — отвечал я, — когда Агафон получил награду за первую свою трагедию, 45 на следующий день после того, как он жертвоприношением отпраздновал эту победу вместе с хоревтами. 46
— Давно, оказывается, было дело. Кто же рассказывал об этом тебе, не сам ли Сократ?
{B} — Нет, не Сократ, а тот же, кто и Фениксу, — некий Аристодем из Кидафин, 47 маленький такой, всегда босоногий; он присутствовал при этой беседе, потому что был тогда, кажется, одним из самых пылких почитателей Сократа. Впрочем, и самого Сократа я кое о чем расспрашивал, и тот подтвердил мне его рассказ.
45
…когда Агафон получил награду за первую свою трагедию… — то есть в 416 году, на состязании трагических поэтов.
46
Хоревты — участники трагического хора, были приглашены Агафоном, так как награду получал не только поэт за трагедию, но и «хорег», обязанный набрать и обучить участвовавших в трагедии хоревтов.
47
Кидафины — афинский дем, к югу от Акрополя.
— Так почему бы тебе не поделиться со мной? Ведь по дороге в город удобно и говорить и слушать.
Вот мы и вели по пути беседу об этом: потому я и чувствую себя, {C} как я уже заметил вначале, достаточно подготовленным. И если вы хотите, чтобы я рассказал все это и вам, пусть будет по-вашему. Ведь я всегда безмерно рад случаю вести или слушать философские речи, не говоря уже о том, что надеюсь извлечь из них какую-то пользу; зато когда я слышу другие речи, особенно ваши обычные речи богачей и дельцов, на меня нападает тоска, и мне становится жаль вас, моих приятелей, потому что вы думаете, будто дело делаете, а сами только напрасно время тратите. Вы же, может быть, считаете несчастным меня, и я допускаю, что вы правы; {D} но что несчастны вы — это я не то что допускаю, а знаю твердо.