Избранные диалоги
Шрифт:
Эхекрат. Как не знать!
Федон. Он совершенно потерял голову, но и сам я был расстроен, да и все остальные тоже.
Эхекрат. Кто же там был вместе с тобою, Федон?
Федон. Из тамошних граждан 235 — этот самый Аполлодор, Критобул с отцом, потом Гермоген, Эпиген, Эсхин, Антисфен. Был и пэаниец Ктесипп, Менексен и еще кое-кто из местных. Платон, по-моему, был нездоров.
Эхекрат. А из иноземцев кто-нибудь был?
235
Стр. 327. Из тамошних граждан… — Наиболее известные из перечисленных здесь лиц — друг Сократа и основатель философской школы киников Антисфен, а также Критон и Менексен, именами которых Платон назвал два своих диалога. Остальные незначительны и мало известны.
{C} Федон.
Эхекрат. А что же Клеомброт и Аристипп?
Федон. Их и не могло быть! Говорят, они были на Эгине 237 в ту пору.
Эхекрат. И больше никого не было?
Федон. Кажется, больше никого.
Эхекрат. Так, так, дальше! О чем же, ты говоришь, была у вас беседа?
236
Фиванец Симмий — друг и слушатель Сократа, автор сочинений по вопросам этики; Кебет — тоже фиванец, ученик Сократа; Эвклид из Мегар — ученик Сократа, основатель так называемой мегарской школы философии; пытался соединить учение Сократа с учением элейцев (Парменида); Аристипп из Кирены — в молодости ученик Сократа, впоследствии учредитель киренской школы философии, провозгласившей критерием блага — удовольствие.
237
Эгина — небольшой остров в Сароническом заливе между Аттикой и Арголидой.
Федон. Постараюсь пересказать тебе все с самого начала.
Мы и до того — и я, и остальные — каждый день непременно навещали Сократа, {D} встречаясь ранним утром подле суда, где слушалось его дело: суд стоит неподалеку от тюрьмы. Всякий раз мы коротали время за разговором, ожидая, пока отопрут тюремные двери. Отпирались они не так уж рано, когда же наконец отпирались, мы входили к Сократу и большею частью проводили с ним целый день. В то утро мы собрались раньше обыкновенного: {E} накануне вечером, уходя из с тюрьмы, мы узнали, что корабль возвратился с Делоса. Вот мы и условились сойтись в обычном месте как можно раньше. Приходим мы к тюрьме, появляется привратник, который всегда нам отворял, и велит подождать и не входить, пока он сам не позовет.
— Одиннадцать, — сказал он, — снимают оковы с Сократа и отдают распоряжения насчет казни. Казнить будут сегодня.
Спустя немного он появился снова и велел нам войти.
Мы увидели Сократа, которого только что расковали, рядом сидела Ксантиппа 238 {60} — ты ведь ее знаешь — с ребенком на руках. Увидев нас, Ксантиппа заголосила, запричитала, по женской привычке, и промолвила так:
— Ох, Сократ, нынче в последний раз беседуешь ты с друзьями, а друзья — с тобою.
238
Стр. 328. Ксантиппа — жена Сократа.
Тогда Сократ взглянул на Критона и сказал:
— Критон, пусть кто-нибудь уведет ее домой.
{B} И люди Критона повели ее, а она кричала и била себя в грудь.
Сократ сел на кровати, подогнул под себя ногу и потер ее рукой. Не переставая растирать ногу, он сказал:
— Что за странная это вещь, друзья, — то, что люди зовут «приятным»! И как удивительно, на мой взгляд, относится оно к тому, что принято считать его противоположностью, — к мучительному! Вместе разом они в человеке не уживаются, но, если кто гонится за одним и его настигает, он чуть ли не против воли получает и второе: они словно срослись в одной вершине. {C} Мне кажется, — продолжал он, — что, если бы над этим поразмыслил Эзоп, он сочинил бы басню о том, как бог, желая их примирить, не смог, однако ж, положить конец их вражде и тогда соединил их головами. Вот почему, как появится одно — следом спешит и другое. Так и со мной: прежде ноге было больно от оков, а теперь — вслед за тем — приятно.
Тут Кебет перебил его:
— Клянусь Зевсом, Сократ, хорошо, что ты мне напомнил! Меня уже несколько человек спрашивали насчет стихов, которые ты здесь сочинил, {D} — переложений Эзоповых притч и гимна в честь Аполлона, — и, между прочим, Эвен 239 недавно дивился, почему это, попавши сюда, ты вдруг взялся за стихи: ведь раньше ты никогда их не писал. И если тебе не все равно, как я отвечу Эвену, когда он в следующий раз об этом спросит — а он непременно спросит! — научи,
239
Стр. 329. Эвен — был наставником Сократа в искусстве стихосложения, согласно мало достоверному преданию.
— Скажи ему правду, Кебет, — промолвил Сократ, — что я не хотел {E} соперничать с ним или с его искусством — это было бы нелегко, я вполне понимаю, — но просто пытался, чтобы очиститься, проверить значение некоторых моих сновидений: не этим ли видом мусического искусства 240 они так часто повелевали мне заниматься. Сейчас я тебе о них расскажу.
В течение жизни мне много раз являлся один и тот же сон. Правда, видел я не всегда одно и то же, но слова слышал всегда одинаковые: «Сократ, твори и трудись на поприще Муз». В прежнее время я считал это призывом и советом делать то, что я и делал. Как зрители подбадривают бегунов, так, думал я, {61} и это сновидение внушает мне продолжать мое дело — творить на поприще Муз, ибо высочайшее из искусств — это философия, а ею-то я и занимался. Но теперь, после суда, когда празднество в честь бога отсрочило мой конец, я решил, что, быть может, сновидение приказывало мне заняться обычным искусством, и надо не противиться его голосу, но подчиниться: ведь надежнее будет повиноваться сну и не уходить, прежде чем не очистишься поэтическим творчеством. {B} И вот первым делом я сочинил песнь в честь того бога, чей праздник тогда справляли, а почтив бога, я понял, что поэт — если только он хочет быть настоящим поэтом — должен творить мифы, а не рассуждения. Сам же я даром воображения не владею, вот я и взял то, что было мне всего доступнее, — Эзоповы басни. Я знал их наизусть и первые же, какие пришли мне на память, переложил стихами. Так все и объясни Эвену, Кебет, а еще скажи ему от меня «прощай» и прибавь, чтобы как можно скорее следовал за мною, если он человек здравомыслящий. Я-то, видимо, сегодня отхожу {C} — так велят афиняне.
240
Мусические искусства — в узком значении — музыкальное искусство, в широком — также поэзия, мимика, танцевальное искусство, словом — всякое искусство, находящееся под покровительством Муз.
Тут вмешался Симмий:
— Вот уж наставление никак не для Эвена, Сократ. Мне много раз приходилось с ним встречаться, и, насколько я знаю этого человека, ни за что он не послушается твоего совета по доброй воле.
— Почему же? Разве Эвен не философ?
— По-моему, философ, — отвечал Симмий.
— Тогда он согласится со мною — и он, и всякий другой, кто относится к философии так, как она того требует и заслуживает. Правда, руки на себя он, вероятно, не наложит: это считается недозволенным.
С этими словами Сократ спустил ноги на пол и так сидел {D} уже до конца беседы.
Кебет спросил его:
— Как это ты говоришь, Сократ: налагать на себя руки не дозволено, и все-таки философ соглашается отправиться следом за умирающим?
— Ну и что же, Кебет? Неужели вы — ты и Симмий — не слышали обо всем этом от Филолая? 241
— Нет. По крайней мере, ничего ясного, Сократ. 242
— Правда, я и сам говорю с чужих слов, однако же охотно повторю то, что мне случалось слышать. Да, пожалуй, оно и всего уместнее для человека, {E} которому предстоит переселиться в иные края, — размышлять о своем переселении и пересказывать предания о том, что ждет его в конце путешествия. В самом деле, как еще скоротать время до заката?
241
Стр. 331. Филолай — знаменитый ученый и философ пифагорейской школы, родом из южной Италии; согласно Платону, современник Сократа.
242
…ничего ясного… — быть может, намек на темноту и трудность учения пифагорейцев.
— Так почему же все-таки, Сократ, считается, что убить самого себя непозволительно? Сказать по правде, я уже слышал и от Филолая, когда он жил у нас, — я возвращаюсь к твоему вопросу, — и от других, что этого делать нельзя. Но ничего ясного я никогда ни от кого не слыхал.
{62} — Не надо падать духом, — сказал Сократ, — возможно, ты еще услышишь. Но пожалуй, ты будешь изумлен, что среди всего прочего лишь это одно так просто и не терпит никаких исключений, как бывает во всех остальных случаях. Бесспорно, есть люди, которым лучше умереть, чем жить, и, размышляя о них — о тех, кому лучше умереть, — ты будешь озадачен, почему считается нечестивым, если такие люди сами окажут себе благодеяние, почему они обязаны ждать, пока их облагодетельствует кто-то другой.