Избранные произведения в двух томах(том второй)
Шрифт:
В это издание внесли свои: вклад Ю. Тынянов и Е. Тарле, К. Чуковский и М. Нечкина, В. Жирмунский и В. Виноградов, М. Цявловский и М. Алексеев, В. Асмус и Д. Благой, В. Стасова и Я. Барсков, Б. Эйхенбаум и Н. Гудзий, С. Бонди и Н. Бродский, В. Орлов и Н. Мордовченко, Т. Цявловская и Л. Модзалевский, И. Ямпольский и Б. Бух-штаб, И. Боричевскпй и П. Берков, Ю. Оксман и В. Гиппиус, Ф. Шиллер и А. Цейтлин, С. Рейсер и Э. Зайденшнур, П. Эттингер. Должны быть упомянуты здесь профессор Андре Мазон и профессор Анри Гранжар. Вообще для того, чтобы назвать всех, чьи работы печатало «Литературное наследство», пришлось бы назвать более восьмисот пятидесяти имен.
Долгие годы главным редактором «Литературного наследства» был П. Лебедев-Полянский позже В. Виноградов, И. Анисимов.
Тридцать шесть лет – с 1934 года и по сей день с редакцией связан академик М. Храпченко. До 1960 года он подписывал тома
За годы своего существования «Литературное наследство» выходило и под маркой Журнально-газетного объединения, и под маркой Пушкинского дома и Отделения литературы и языка АН СССР. Последние десять лет – это орган Института мировой литературы имени А. М. Горького. И надо сказать, что с переходом в ведение этого института «Литературное наследство» расширило сферу своих изысканий и публикаций, включив в круг своих интересов классику советской литературы. В этом «Литнаследству» помогал институт в лице Сектора советской литературы, Рукописного отдела и Архива А. М. Горького.
В настоящее время главным редактором издания является В. Щербина.
Но под чьей бы маркой «Литературное наследство» ни выходило, ни одно из этих научных учреждений не сочло возможным вносить изменения в характер издания, в его ориентацию на все архивы страны, в его многообразные зарубежные связи. Благодаря этому «Литературное наследство» смогло, скажем, неизвестные материалы из Нью-Йоркского архива связать с полученными из частного собрания в Женеве и, дополнив теми, что хранятся у нас, выпустить переписку Горького с Леонидом Андреевым. Без разысканий по всему миру нельзя было бы издать ни материалы из парижского архива Тургенева, ни пражский архив Герцена – Огарева, ни тома франко-русские, ни те, в которых раскрывается тема «Лев Толстой и зарубежный мир»,-именно те исследования и те материалы, которые демонстрируют авторитет русской литературы за рубежом и ее влияние на литературу всемирную. Не только полученное редакцией из Парижа, Женевы, Нью-Йорка, Белграда и Праги обогатило пашу науку, но и добытое ею из Амстердама, Лондона и Милана, Рима, Веймара, Софии, Кракова, Будапешта. В настоящее время готовятся, например, два тома «Яснополянские дневники доктора Маковицкого». В работе участвуют Государственный музей Л. Н. Толстого в Москве и Словацкая Академия наук в Братиславе.
Сейчас уже нельзя представить себе собрание сочинений Герцена или Щедрина, Льва Толстого, Тургенева, Некрасова, Чехова, Белинского, Чаадаева, Достоевского, Горького без новых текстов, без писем, дневников, записных книжек, которые достоянием читателей сделало наше замечательное «Литературное наследство».
Казалось бы, можно привыкнуть… Нет, каждый новый том поражает обилием и новизной материала, широкими научными перспективами, обоснованностью каждого утверждения, каждой страницы.
Хотя «Литературное наследство» и смолоду было зрелым, оно продолжает расти, а вместе с ним росли его замечательные редакторы.
Инициатор издания Илья Самойлович Зильберштейн, так блестяще проявивший свой организационный талант, еще четыре десятилетия назад и все четыре десятилетия являющийся «центром энергетического излучения» редакции, ничего не утратил от своего молодого энтузиазма, но стал за это время замечательным советским ученым. Это не только талантливый историк литературы, но и крупный искусствовед, доктор наук, автор множества превосходных трудов но истории русского изобразительного искусства, известных каждому специалисту у нас и за рубежом. Одна из его работ составила огромный том «Литнаследства» и посвящена изучению живописного творчества Николая Бестужева, создавшего в сибирской каторге портреты всех сосланных декабристов и героических женщин, разделивших их трагическую судьбу. Эту книгу можно считать образцом «воскрешения» истории.
Имя И. Зильберштейна стоит на двух томах «Художественного наследства», битком набитых новыми фактами и публикациями неизвестных работ И. Е. Репина. Кто не читал в последние годы очерки И. Зильберштейна о его парижских находках, которые он раздобыл за три с половиной месяца своего пребывания во Франции,- целые чемоданы ценнейших воспоминаний, писем, акварелей, фотографий, листовок, ненапечатанных сочинений… не перечислить всего!
А сам – все такой же, неистовый в своей страсти к открытиям, к установлению исторических истин, к разоблачению ошибок, фальсификаций… В нем соединились великолепный исследователь и журналист самой высокой марки, который может достать решительно все. У него всегда множество планов. И планы осуществляются. То и дело видишь его с созданной им новой книгой «Александр Бенуа размышляет…», «Константин Коровин вспоминает…»,
Другой наш друг и товарищ, другой «литнаследник» – Сергей Александрович Макашин – человек внешне менее бурного темперамента. Но прочтите хотя бы его вступление к томам «Русская культура и Франция» и в глубоких обобщениях, в энциклопедической эрудиции, даже и в сдержанном изложении вы ощутите душевный жар замечательного исследователя, талант, высокую творческую любовь к поэзии, к науке, к искусству… Главные темы его редакционных трудов в «Литературном наследстве», кроме франко-русских, тома, посвященные революционным демократам, в том числе Щедрину, Некрасову, Белинскому, Герцену, Чернышевскому, а также Льву Толстому, народным песням в записях русских писателей.
Все мы ценим энергию, и знания, и заслуги этих людей, восхищаемся ими, но, к сожалению, недостаточно знаем о них самих. Между тем их труд и их жизнь – найдут со временем отражение в истории нашей литературы и нашей науки. И один эпизод мне хотелось бы рассказать.
В разгар Отечественной войны Сергей Александрович Макашин ехал из Свердловска в Москву. Брони у него не было. И комендант одной из станций предложил ему зачислить его на офицерские курсы. Не желая терять времени, торопясь на фронт, Сергей Александрович предпочел в службу вступить рядовым, был зачислен в артиллерийскую часть и отправлен в действующую армию. После того как в одном из боев эта часть потеряла орудия, Макашин попал в пехоту. В 1944 году 22 июня он написал жене, что завтра предстоит решающее сражение; если он останется жив, то припишет к этому письму еще несколько строк, если нет – письмо отправит командир части.
Несколько дней спустя в Военную комиссию Союза писателей письмо это доставлено было с припиской: «23 июня 1944 года Сергей Александрович Макашин пал в бою смертью храбрых». Я читал тогда это мужественное письмо и очень остро пережил эту потерю. Мы ничего не знали о том, что С. Макашин освобождал псковскую землю и прошел недалеко от Михайловского, что сражение, в которое вступила та пехотная часть, происходило на границе Латвии близ Саласпилса. Что в рукопашном бою Сергей Александрович был тяжело ранен осколочной гранатой в обе ноги, был подобран и оказался в плену. Не знали тогда, что его спас пленный советский доктор. Что через Гдыню группу пленных, в которую он попал, эвакуировали в фашистский тыл и дважды транспорт попадал под атаку подводных лодок и под бомбежку. И Макашин остался жив. Что потом на открытой платформе, окутанной колючей проволокой, их повезли к Берлину и тут они попали под бомбежку англо-американцев. Затем пленных доставили в интернациональный лагерь «Шталакфир Б», где французы спасли С. Макашину ноги. Что затем его перевели в лагерь для военнопленных, где он принимал участие в движении Сопротивления. Когда вражеская оборона была прорвана и в прорыв вошла конница Белова, пленные бежали в расположение 5-й Армии. И, зачисленный в противотанковую артиллерию, Макашин стал командиром орудия, участвовал в штурме Дрездена, награжден орденом Красной Звезды и брошен на освобождение Праги. В Чехословакии С. Макашин умудрился обнаружить архив писателя-эмигранта Василия Немировича-Данченко, а в нем – ценнейшую рукопись воспоминаний о Некрасове. Ее текст вы найдете в одном из томов «Литнаследства».
Вернувшись в конце 1945 года домой, Макашин пришел в редакцию, сел за свой стол, а месяц спустя защитил диссертацию по Щедрину и был удостоен за эту работу Государственной премии.
Меня поражает не только судьба Макашина, его мужество, но и скромность его. Потому что об этом никто ничего не знал до сих пор.
Корней Иванович Чуковский, любивший «Литературное наследство» особой, нежной любовью, писал, что этим двум энтузиастам, прекрасно дополняющим друг друга, обязаны своим существованием все тома «Литературного наследства», что все они прошли «через талантливые и энергичные руки» Ильи Зильберштейна, бессменного их редактора. И называет имя Сергея Макашина – «другого ученого редактора, человека разнообразной и большой энергии, необыкновенного труженика, автора глубокомысленных книг и статей»…