Избранные произведения в двух томах. Том 2
Шрифт:
— С капитальным ремонтом можно еще погодить, — поделился Степан с курносым своими впечатлениями. — Годика два.
И пошел прочь от машины, ни на кого не глядя. Подобрал лопату и заскреб гравий.
— Нет, не дам безобразничать! — взвизгнул прораб, и усы у него встали дыбом. — Не позволю! А ну, садись за руль…
— Не сяду, — хмуро отозвался Бобро. — Заставить не можете.
Но прораб подбежал к Степану и за рукав потащил его к самосвалу:
— Разве я тебя заставляю! Я тебя прошу —
Степан оглядывался исподлобья.
— Садись, изверг, садись, родной… Сейчас я тебе напишу бумажку — и получай машину. Какую хочешь бери!..
Прораб так разволновался, что, вместо карандаша из-за уха, вытащил трубку из кармана и трубкой намеревался писать. Но потом трубку сунул обратно и стал писать карандашом.
— Держи! Чтобы через час ты тут был с гравием. Ясно?
Самосвал развернулся круто, как волчок. Степан Бобро, весь рыжий и красный от растерянности, держал увесистые ладони на баранке, раскинув плечи во всю кабину, так, что курносого притиснул к самой дверце.
Разворачиваясь, он высунул голову в окно и смущенно улыбнулся ему, Алексею.
Алексей поймал эту улыбку и стал махать Степану брезентовой рукавицей. Но, обернувшись, вдруг понял, что Степанова улыбка, оказывается, предназначалась не ему, Алексею.
Она, оказывается, предназначалась Дусе Ворошиловградской, которая, распахнув глаза, смотрела вслед отъезжающей машине и тоже махала брезентовой казенной рукавицей.
10
Вечером тоже хватало различных дел.
Например, приехал магазин. Автобус. Сбоку в нем открывался широкий люк и получался прилавок. Надо сказать, что в том разъезжем магазине много чего можно было купить. Там торговали и селедкой, и золотыми часами, и валенками, и халвой.
Алексей, правда, ничего такого покупать не стал, а купил только хлеба, свиной тушенки и тридцать пачек папирос — на целый месяц. Потом, поразмыслив, купил еще шоколадных конфет. Конфеты он вообще любил, но в детстве его как-то не очень часто конфетами баловали, в армии же солдатам сахар дают, а конфетами не кормят.
Степан Бобро купил патефон.
А Дуся Ворошиловградская купила в магазине-автобусе огромный оранжевый абажур с бахромчатым подолом.
— На что он тебе? — очень удивился Алексей. — Куда ты его в вагончике вешать станешь?
— А я его сейчас вешать и не стану, — сказала на это Дуся. — Вот когда до Джегора дорогу доведем, я его там в своей комнате повешу. Понял?
И пошла, неся абажур в далеко отставленной руке. А рядом с ней пошел Степан Бобро, размахивая синим патефоном.
Алексей тоже отнес в вагончик все свои покупки, кроме конфет. С конфетами уселся на ступеньке и, вынув одну из кулька, стал читать на обертке, какая кондитерская фабрика произвела эту сласть?
Выяснилось, что конфету произвела ленинградская кондитерская фабрика имени Самойловой. А не какая-нибудь другая…
Жуя шоколад, Алексей Деннов о чем-то думал и глядел на тихие елки.
Достал из кармана гимнастерки лист бумаги, самопишущую ручку, еще подумал и написал:
«Здравствуй, Таня!»
Потом он этот листок изорвал, вынул новый и написал:
«Здравствуй, Таня!»
Затем собрался было уже рвать и этот листок, как вдруг услышал музыку.
Сперва Алексей Деннов решил, что это Степан Бобро испытывает купленный патефон, однако тут же вспомнил, что пластинок в магазине-автобусе не оказалось и играть Степану нечего. Да и музыка слышалась не из вагончика, а совсем с другой стороны. И приближалась.
Все остальные тоже услышали музыку и высыпали из вагончиков.
И увидели вот что.
По дороге, со стороны города, шла целая колонна автомашин. В кузове передней машины сидел духовой оркестр и, оглушая окрестную тайгу медными голосами, играл марш. В других машинах было полно людей, они, не обращая внимания на оркестр, пели совсем другую песню, а над ними раскачивались кумачовые транспаранты и красные флаги.
На одном транспаранте было написано: «Привет комсомольцам-добровольцам Ярославля от разведчиков Джегора!»
Алексей сразу понял, в чем дело. Это были те самые добровольцы, о которых писали в газетах и которых с таким нетерпением ждала Зина Собянина — секретарь комитета комсомола.
А вот и она сама — тут как тут — влезла на грузовик и стала говорить приветственную речь. Рядом с ней — Устин Яковлевич Храмцов. Должно быть, они специально ездили туда, за двести километров, к железной дороге, чтобы встретить дорогих гостей.
Добровольцы дружно аплодировали, а духовой оркестр играл «туш».
После Зины выступил Устин Яковлевич Храмцов. Он стал вкратце объяснять, что такое Джегор и какие ответственные задачи стоят перед строителями джегорской дороги.
Алексей спрятал недописанное свое письмо в карман и пошел поближе к митингу.
Большинство приехавших парией были в клетчатых рубахах-ковбойках, в куртках, исполосованных застежками-молниями, а большинство девушек были в лыжных шароварах различных расцветок. Все они были молодые, а некоторые совсем молодые — наверное, только что вылупились из форменной школьной одежки.
Затем на машину взобрался шустрый такой паренек в очках, с остриженной наголо головой и сказал:
— От имени нас всех передаю благодарность разведчикам и строителям Джегора за теплую встречу и за все, что тут нам говорили!