Избранные произведения в трех томах. Том 1
Шрифт:
— Вернись, вернись! Опять огрех оставил. Молодой, гляжу, а из ранних. Кто это тебя шельмовству обучил, уж не начальник ли, часом?
Пресняков только улыбался, утирая рукавом лоб, говорил:
— Так его, тетка Луша, так! Пробери покрепче, а то он у меня и впрямь от рук отбился.
Шеренги людей час за часом, день за днем продвигались от деревни к лесу. Черная вскопанная земля оставалась позади них. Но впереди ее было еще много, очень много. Она лежала, заросшая дикими, сорными травами, уплотненная дождями и высушенная солнцем. Вид ее не располагал людей к оптимизму. А тут еще пришел Ушаков и, огорченный, извиняющимся
4
Пушечный грохот сотряс окрестности спавшей деревни и притихшего поселка, поднял на ноги все население. Юрловский голосистый изменил себе в это утро и промолчал. Испуганный и недоумевающий, распустив свой роскошный хвост, он выбежал на берег, подпрыгивая и озираясь при каждом новом ударе.
Стреляли канонерки на реке, стреляли гаубицы в овраге за кирпичными заводами, стреляли железнодорожные установки с окраин Ленинграда. На всей равнине между городом и передовой то там, то здесь, — казалось, прямо из земли, — выхлестывали длинные языки пламени и катился неумолчный гул; вода в реке вздрагивала и мелко, нервно рябилась.
В разгар канонады Долинин приказал Ползункову заводить «эмку» и помчался к штабу армии. Секретаря райкома и уполномоченного Военного совета здесь всегда радушно принимали. Он застал только начальника штаба; перед генералом на столе лежала тщательно разделенная цветными карандашами большая карта.
— Не Славск, не Славск, товарищ Долинин. — Генерал поднял на него озабоченные глаза. — Степановку берем, улучшаем позиции. На главном направлении ваш знакомый — Лукомцев.
В оперативном отделе Долинин узнал, что дело не столько в улучшении позиций, сколько в том, чтобы упредить противника, сорвать его план нового удара на Ленинград; что армия выполняет замысел штаба фронта, а может быть, и самой ставки.
Взволнованный такими важными новостями, он к исходу дня решил навестить Лукомцева. Полковник прохаживался по пустой землянке, в которой не было ни столов, ни стульев, ни коек, виденных Долининым прежде.
— Еще немного, и ты бы опоздал! — воскликнул Лукомцев. — Переношу командный пункт вперед… Майор! — окликнул он. Из–за фанерной перегородки вышел Черпаченко. — Раскроем секретарю тайну? — Полковник потирал ладонью свою бритую голову. — Вот, по его настоянию, — он указал на начальника штаба, — мы, Яков Филиппович, кое–что похитили из твоего планчика. Не доморощенную стратегию, конечно, — ты уж извини, не обижайся, — а идейку, касательно оврагов, о которых ты так горячо говорил. Использовали их для флангового удара. Доволен? Степановна, вижу, тебя не устраивает. Славск тебе нужен, ни больше ни меньше. Потерпи, дорогой мой, потерпи!
Вошел адъютант, доложил, что
— Ну, будь здоров, прости уж за сухой прием. — Лукомцев заторопился. — Надеюсь, навестишь меня и на новом месте.
Вышли из землянки к дороге и разъехались в разные стороны. Лукомцев — вперед, к Степановке, Долинин — обратно в поселок.
Поздно вечером ему позвонила Маргарита Николаевна:
— Яков Филиппович, трактористы бросили работу. Уходим, говорят, на фронт. Бои, говорят, начались, а мы тут сидим, что крысы, возле ломаных машин. Это Лукерьин сынишка так заявил. Уходят, и все.
Начало речи Маргариты Николаевны встревожило было Долинина. Окончание рассмешило. Он понял, что серьезного ничего нет, обычная мальчишеская романтика.
— Выпорите–ка их розгами! — сказал он весело.
— Вам смешно, — голос Маргариты Николаевны дрожал, — а мне с ними не сладить. Все равно, говорят, завтра нас не ждите. Сухари взялись сушить. Пока был Цымбал, они его боялись и слушались, а со мной…
Долинин выехал за реку.
— Собрать всех трактористов! — приказал он, входя в правление колхоза. — Вот еще новая история!..
Но трактористов удалось отыскать только под утро. Курочкин обнаружил их в лесу, забившихся в старую землянку, брошенную весной зенитчиками; Ребята яростно там митинговали. Курочкин приказал им построиться и привел к правлению.
Долинин вышел навстречу.
— В чем дело, ребята?
— А что мы, как крысы… — начал Касаткин.
— Не лезь! — одернул его за плечо Леонид Андреич. — Дело в том, товарищ секретарь, — пояснил бригадир, — что ребята хотят в армию. Постоять за советскую власть.
— Это замечательно. Это очень хорошо. — Долинин закусил губу. — А вы, Леонид Андреич, тоже хотите уйти и бросить колхоз в такую ответственную минуту? Ведь если вовремя не посеять хлеб, опять придется есть гнилую картошку.
— В армии харч есть! — крикнул кто–то из–за спин плотно сдвинувшихся насупленных ребят.
— Что мы вырастим, то и в армии будет, — ответил Долинин.
— Так я бы, Яков Филиппович, — заговорил бригадир, — может быть, и не ушел бы. А раз все уйдут, что мне здесь одному делать? Надо и мне…
— Все это, конечно, похвально, ребята, еще раз вам говорю. — Долинин спустился с крыльца к трактористам. — Но какая польза от вас в армии? Оружие вы и в руках не держали, стрелять не умеете, ползать по–пластунски — тоже. Если думать о защите родины всерьез, давайте наладим сначала учебу. Будем изучать оружие, постреляем, потом я приглашу кого–нибудь из танкистов — лейтенанта Ушакова, например, — попрошу показать вам танк, научить водить его. Вот тогда вы и будете полноценными бойцами.
Предложение Долинина понравилось, — сначала раздались отдельные одобрительные возгласы, мало–помалу они превратились в общий шум и крик:
— Это подходит! А то работа да работа. Если только работа нужна, тогда и баб за руль посадить можно.
— Что такое? — строго окрикнул Долинин. — Что за разговоры: «баб»?
— Ну, женщин, девчонок, товарищ секретарь. А наше дело мужское. Пусть работа, только чтобы одновременно и к армии готовиться.
— Договорились, — сказал Долинин. — Нажмите на ремонт как следует, ребятки, по–товарищески прошу вас.
— Все равно, не дольше, как до зимы, согласны остаться! — выкрикнул сынишка Лукерьи. — А зимой уйдем.