Избранные произведения. Том 1
Шрифт:
Ах, этот сон!.. Вот уже Абузар Гиреевич, босой, в соломенной шляпе, в подвёрнутых до колен брюках, с вёслами и удочками на плече, спускается к Волге, рыбачить…
Нет, Абузар Гиреевич не на реке – он уже у себя в больнице. Вот он стремительно идёт по коридору с развевающимися полами белого халата. За ним следует группа иностранных врачей, какая-то делегация.
– …Не верите? Думаете, неправда? Думаете, пропаганда? – Профессор распахивает двери одной палаты, другой, третьей, четвёртой. – Смотрите, удивляйтесь! Палаты почти пустые, в каждой занято
…Ой, кто это так пронзительно свистит? Наверно, Мансур-озорник. Фатихаттай вчера принесла с базара глиняную лошадку. Вот и свистит без конца, негодный мальчишка!
…Абузар Гиреевич проснулся. Звонил телефон. Профессор быстро встал, накинул на плечи халат, сунул ноги в чувяки, направился в прихожую. По пути кинул удивлённый взгляд на зелёный свет на столе Мансура, – он забыл, что сам зажёг лампу ночью и заснул, глядя на этот зелёный свет.
– Да, слушаю, – тихо говорит он, прикрыв ладонью трубку, чтобы не разбудить спящих. – Да… Какие приняли меры? Ну… Результат?.. Пришлите машину. Сейчас же!
Гульшагида, задремавшая в слезах, проснулась, разбуженная голосом профессора. Она услышала тревогу в его голосе, а потом слова: «Пришлите машину». Значит, в больнице у кого-то ухудшилось состояние? У кого? Перед глазами Гульшагиды один за другим проходят больные. Затем она прислушалась к вою ветра на улице. Стёкла окон мокрые, – идёт то ли снег, то ли дождь. Взглянула на часы. Было начало пятого.
Когда Гульшагида вышла в переднюю, профессор уже надевал пальто.
– Я тоже с вами, Абузар Гиреевич. Уж очень темно и непогодливо на улице.
– Не надо, поспите, – ответил профессор.
– Нет, нет, теперь уже не засну. Поеду с вами, Абузар Гиреевич. – Гульшагида надела пальто, повязала платок. – Не отпущу вас одного в такую погоду…
Профессор не стал больше противиться. Они тихонько закрыли дверь и вышли на лестницу. Здесь был полумрак, тихо и прохладно. Вдруг Гульшагида вцепилась в руку профессора, испуганно вскрикнула:
– Кто это?!
Человек, сидевший на маленьком чемодане, прислонясь спиной к батарее, вскинул голову, быстро встал на ноги. Высокий, плечистый мужчина в пальто с поднятым воротником и в меховой, низко надвинутой шапке.
– Это я!
Гульшагида сразу узнала голос Мансура, – по фигуре и одежде его трудно было узнать. Абузар Гиреевич тоже вздрогнул при звуке этого голоса.
– Это ты, Мансур? – Он протянул навстречу сыну обе руки. – Ты почему тут? Почему не идёшь в квартиру?
– Поезд запоздал… Я не хотел беспокоить вас…
– У порога родного дома никогда не бывает поздно. Сейчас же иди домой… А нас, прости, вызывают в больницу.
– Здравствуйте, – сказал Мансур побледневшей Гульшагиде. – Я, кажется, напугал вас?
Она
На улице сильный гололёд. Машина скользит из стороны в сторону. Того гляди или врежется в какой-нибудь столб, или свалится в канаву. Темно. Идёт дождь вперемежку со снегом. А там, на мрачной лестнице, остался неведомо откуда и неизвестно зачем приехавший и близкий, и чужой, и какой-то странный Мансур. А в больнице сейчас, возможно, кто-то умирает. Сложно устроена жизнь. Мысли Гульшагиды, как молнии, мечутся между этими двумя точками – от лестницы в больницу, от больницы к лестнице. И она, пожалуй, не могла бы сейчас сказать точно, о чём больше и беспокойней думает.
И зачем она пошла сегодня к профессору? Какая неведомая сила потянула её туда? Если бы ушла к себе в общежитие, не было бы ни этих мучительных воспоминаний, ни слёз ночью, ни этой загадочной ночной встречи. А теперь что?.. Опять из ран начнёт сочиться кровь. Кому нужны эти муки? Почему Гульшагида не осталась сейчас с ним, на лестнице? Ведь это возможно было. Нет, отрезанный ломоть не приклеишь. Мансур для её сердца отрезанный ломоть. Но почему же тогда так больно ноет сердце? Почему ей так хочется плакать?..
Профессор сидит, свесив голову на грудь. О чём он думает? Может, и у него мысли мечутся от больницы к тёмной лестнице?
Вдруг профессор встрепенулся, посмотрел на часы.
– Очень медленно едем, Кузьмич!
– Да ведь дорога какая, Абузар Гиреевич! Можно загубить машину.
– О человеке надо думать, Кузьмич!
Шофёр хотел сказать, что и в машине люди, но удержался. Он хорошо знал характер старого профессора.
– У кого ухудшилось состояние? – спросила Гульшагида.
– У Исмагила.
Гульшагида знала, что Исмагил уже не жилец на этом свете, что медицина ничем не в силах помочь ему. Можно было только временно заглушать нестерпимые боли. Это сумеет сделать каждый врач, каждая сестра. А профессор, невзирая на непогоду и неурочное время, всё же едет к Исмагилу. На что он надеется?
Вдруг машина остановилась. При свете фар показалась больничная ограда. Когда они вышли из машины, Гульшагида взяла профессора под руку.
В парадном она сама раздела Абузара Гиреевича. Санитарка подала им халаты, и профессор, даже не застегнувшись, торопливо стал подниматься по лестнице. В тихом и тускло освёщенном коридоре их встретили Магира-ханум и дежурный врач. Уже по их виду было ясно, что ничего утешительного нет.
– Умер… – тихо сказала Магира-ханум.
Исмагил был накрыт белой простынёй. Профессор приподнял край материи. Лицо умершего было спокойным и торжественным. Казалось, он в первый раз после долгих лет страданий сладко уснул.
Гульшагида лучше, чем другие, понимала состояние профессора. Если бы не задержала на две-три минуты неожиданная встреча на лестнице и если бы дорога не была такой скверной, они ещё успели бы. Ведь опоздали всего на десять-пятнадцать минут. Но и небольшое опоздание врача бывает роковым для больного.