Избранные произведения. Том 5. Маори: Маори
Шрифт:
На оказавшемся поблизости берегу узкой речки разбила лагерь группа путешествующих маори. Даже если бы они были настроены враждебно, они не представляли никакой опасности для сильного вооруженного войска. Опыт приучил солдат высылать постоянные пикеты, которые продвигались с обоих флангов совершающей марш колонны.
Ни в коем случае не противясь тому, чтобы перенять лучшее из всего, что предлагала европейская культура, эти путешествующие маори разместились в палатках, достойных любого офицера. Палатку вождя можно было безошибочно отличить от других. Вход был украшен резным деревянным столбом, который воздвигли, дабы придать жилищу вид традиционного маорийского дома. Коффин улыбнулся, как только узнал некоторые из вырезанных на дереве символов.
— Все в порядке, капрал, — сказал он своему провожатому, — Можете возвращаться в свою часть.
Подчиненный неуверенно посмотрел на него.
— Мистер Коффин, сэр, вы уверены, что все здесь будет в порядке? — Совершенно ясно, что ему было не по себе при мысли о том, что он оставляет офицера среди вооруженных маори, как бы там они не настаивали на своем нейтралитете.
— Со мной все будет в порядке, капрал. Делайте, что вам говорят.
— Вы рискуете головой, сэр. — Солдат развернулся и пришпорил коня вверх по склону, направляясь на главную дорогу.
Коффин спешился и приблизился к палатке вождя. Старуха с неподвижным, невыразительным лицом приподняла полотнище, обычно защищающее палатку от дождя, и пригласила его внутрь. Он пригнулся и снова выпрямился, как только вошел в палатку.
— Я так и думал, что это ты, старый друг, — сказал он, обращаясь к единственному человеку в палатке.
Те Охине утратил некоторую часть своего былого величия. Волосы его теперь поседели так же, как и волосы Коффина, и виной этой перемене были не только пролетевшие годы. Стычки и сражения нескольких прошедших лет состарили немало людей, как маори, так и пакеа. Вождь сидел на невысоком стульчике из резного дерева и жестом пригласил Коффина присесть на лежавшую рядом плетеную циновку.
— Трудные времена, Коффин. Очень трудные настали времена.
— Я знаю. Слишком много хороших людей полегло с обеих сторон. — Наступила минутная пауза, и затем: — Разве кингиты не видят, что им не побить нас? Почему же они не прекратят эту бесполезную войну и не заключат с нами договор?
Те Охине тяжело вздохнул.
— Между маори и пакеа заключено уже немало договоров. Кажется, для нас они значат больше, чем для вас.
— Только не для меня, — быстро возразил Коффин. — Ведь и среди маори есть люди хорошие и есть плохие. Я знаю о проблемах по поводу территорий. Со всем этим можно разобраться, не теряя больше людей. Людям незачем умирать.
— Если мужчины не могут больше умирать за свою землю, за что же тогда стоит умирать?
— И тем не менее, ты не принимаешь участия в сражениях?
— Нет, я не сражаюсь. Я — христианин.
— Среди кингитов немало маори-христиан.
— Я знаю, это печально. Такие люди слушают учения отцов, но слышат лишь то, что им хочется услышать.
— Боюсь, что это же можно сказать и о пакеа.
— Но многие кингиты — не христиане. Они верят, что Старые Боги поднимутся и помогут им. — Он посмотрел на Коффина сверху вниз. — Помогут им сбросить всех пакеа в море.
— Этого не будет. — Коффин старался говорить очень мягко. — Мне это известно, и тебе тоже. Те Охине кивнул.
— Да, я это знаю. Так что мы должны найти способ жить здесь вместе, в мире.
— Мы и найдем, но для тех, кто будет упорствовать и продолжать сражаться, мир может наступить только одним путем. Старый вождь впервые за время разговора усмехнулся.
— Ты мудрый человек, Роберт Коффин, но тебе открыто не все. Это верно, что кингиты не смогут сбросить вас в море, но ведь и вы не можете разбить кингитов. Не можете, пока есть еще пещера, в которой можно скрываться, или дерево, за которое можно спрятаться. Они будут скрываться от вас, пока вы не подумаете, что покончили с ними, и вот тогда они появятся снова, чтобы нападать на вас. Вам никогда не будет покоя от них.
— Нет, мы добьемся мира и покоя, — настаивал Коффин. — На это может уйти немного больше времени, чем казалось сначала, может быть, еще год или два, но кингиты будут разбиты.
Те Охине выпрямился на стуле, покачивая головой.
— Неужели ты так мало узнал о нас? Маори любят сражаться. Пока вы будете продолжать сражаться с кингитами, они будут отвечать ударом на удар просто из-за того, что им это нравится, даже если они и думают, что им никогда не победить вас!
— Но это же глупо. — Коффин не мог скрыть раздражения в своем голосе. — Если человек знает, что ему не победить, он должен сложить оружие.
— Да, так бы подумал пакеа. — Те Охине тихо захихикал. — Но маори думают по-другому.
— Увидим. — Он кивнул, указывая на вход палатки. — Ты знаешь, в этой колонне немало солдат, которые были бы просто рады наброситься на вас и убить вас — только потому, что вы — маори.
— Это мне известно. Но если бы я был убит и не добрался до места, все мое племя и все кланы, связанные с ним, больше бы не были нейтральными. Они поднялись бы, как один, и присоединились бы к кингитам. Вот что защищает меня куда больше, чем флаг перемирия, под которым я и путешествую. — Он наклонился вперед и уперся обеими руками о колени. — Но довольно о войне. Как идет твоя жизнь, старый друг? Ты стал старше по сравнению с тем, когда я видел тебя в последний раз, но ты ходишь прямо и выглядишь неплохо.
— Куда там, все из-за этих чертовых стычек.
— Не поешь ли ты и не выпьешь ли ты чего-нибудь?
Коффин улыбнулся.
— Разве я когда-нибудь отказывался преломить хлеб вместе с другом? В моем горле больше дорожной пыли, чем на копытах моей лошади.
Те Охине рассмеялся. Напряжение, которое чувствовал Коффин, когда вошел в палатку, теперь пропало, раз оба они снова были уверены друг в друге. Пусть война и восстание влияют на отношения маори и пакеа там, снаружи: но здесь, в этом маленьком мирке, царили мир и понимание. Вождь повернулся и закричал, обращаясь в глубину палатки.
Вошла женщина. В руках у нее был резной деревянный поднос с лепешками и бутылками. Едва увидев ее, Коффин забыл о войне, забыл о политике, забыл о том, как он устал и измучился.
Забыл обо всем.
С первого взгляда он не мог точно сказать, маорийка ли она. Черты ее лица были слишком тонкими, почти восточными; ее тело от плеч до бедер — слишком гибким и стройным. Все остальное не вызывало никаких сомнений — как волосы, волнами струившиеся до пояса, так и обсидиановые глаза.
Прекрасно сознавая, что он уставился на нее, она опустила поднос и посмотрела прямо ему в глаза — с дерзостью, граничивший с настойчивостью его собственного взгляда. На ней была легкая, тонкая, как паутинка, кофточка — должно быть, когда-то она была частью ночной рубашки какой-нибудь богатой белой женщины. Такой наряд казался несовместимым с тростниковой юбчонкой, повязанной вокруг бедер.