Избранные произведения
Шрифт:
Мордтман был уверен, что это он является причиной ее душевной неуравновешенности. И эта уверенность заставляла его терять привычную осторожность в общении со своей очаровательной собеседницей.
Теперь он заходил к ней вечерами, а не в обеденные часы, как прежде. И приятные интимные их беседы обычно происходили при красном свете пылающей печки. Хозяйничая, фру Венке деловито ходила вокруг стола, и это ее спокойствие в еще большей степени волновало Мордтмана.
В эти вечерние часы профессор почти всегда отсутствовал, а
Сегодня вечером фру Венке была настроена мрачно. Она говорила все больше о печальных вещах и даже о смерти. Мордтман, немногосложно отвечая, соглашался с ней, и оба они вскоре пришли к мысли, что жизнь, в сущности говоря, не такая уж веселая штука.
Это убеждение никак не соответствовало настроению Мордтмана — он просто соглашался с ней, чтоб не спорить. Его душа, напротив того, была переполнена счастливой надеждой и нетерпением поскорей разрушить все преграды. Он более не мучился сомнениями, и никакие последствия его теперь не страшили. Он с трудом сдерживал себя, чтоб не схватить Венке в свои объятия, когда она проходила мимо него.
После невеселых разговоров о смерти они долго молчали. Потом Венке, подойдя к дивану, где он, как обычно, сидел, сказала, поглядев на него в упор:
— Я чувствую, что вы говорили мне совсем не то, о чем думали.
— Да, это так, — ответил Мордтман. — Я сам не знаю, что со мной. Я даже не помню, о чем я говорил. И почему я здесь. Я только знаю одно: мне не хватает сил вынести все это мучение.
Мордтман обнял ее за талию и с силой привлек к себе. И она, ярко освещенная пламенем печки, села на его колено.
Он поцеловал ее в щеку, пробормотав:
— Мы не должны больше таиться друг от друга.
Венке несмело положила руку на его плечо и тихо ответила:
— Да, может быть…
Но тотчас она почти бережно освободилась от его рук и поднялась.
— Нет, нет! — сказала она с какой-то растерянностью в голосе.
Он подбежал к ней и, снова обняв, стал бормотать страстные, но бессвязные слова.
Этот его порыв как бы пробудил Венке от сна. Она снова, и теперь с горячностью, крикнула:
— Нет, нет! Не подходите ко мне! Не сходите с ума! И не думайте, что я собираюсь иметь двух мужей!
Он продолжал страстно твердить:
— Но ты моя… только моя…
— Нет, нет, Мордтман!.. Одумайтесь…
— Но ведь ты сама говорила мне, что надо защищать свою любовь, не бежать от нее!
— Не теперь… и не так… Не сбивайте меня с толку, Мордтман!.. Оставьте меня в покое. Я не хочу разрушить мою семью. Пусть у нас будет как раньше. А если это нельзя, то уезжайте. Прошу вас об этом…
— Но как же так? Я не могу без тебя. Что со мной станет…
Она взяла его за плечи, повернула к свету и стала всматриваться в его лицо. Оба они были взволнованы и порывисто дышали. Его побледневшее лицо казалось угнетенным и подавленным. Он все еще сжимал ее руки и бормотал невнятные слова.
Всматриваясь в его искаженное, страдальческое лицо, Венке воскликнула:
— Боже мой, что я наделала!
— Но ведь ты моя! Ты выбрала меня. Скажи, что я не обманываюсь хотя бы в этом.
— Да, я не обманываю вас, мой друг.
— Но тогда сделай последний шаг, будь моей!
— Нет, Мордтман! Прошу у вас хотя бы немного благоразумия. Мы оба сейчас невменяемы… Однако я, как старшая, должна показать пример…
Он нетерпеливо прервал ее речь, но она закрыла рукой его рот.
— Уходите, — сказала она. — Уходите, дорогой. Мы должны всё обдумать, взвесить. Нельзя в опьянении решать то, что может принести неизгладимое горе — и нам и другим… Приходите ко мне через несколько дней… Послушайтесь меня — ведь вы знаете, что я права.
Он не хотел слушать ее, но она умолила его подойти к дверям. Здесь, у выхода, он еще раз страстно обнял ее и поцеловал. И вышел в переднюю, почти не соображая, что с ним и почему он уходит.
Венке бросилась на диван и закрыла глаза руками. Его поцелуй жег ее. Нет сомнений, она полюбила. Но теперь все мысли ее были парализованы каким-то страхом, который причинял ей невыносимую боль и вместе с тем блаженную радость.
Она хотела заставить себя подумать о муже, о сыне, но мысли ее тотчас ускользали, и смутное беспокойство, с которым она боролась, превратилось теперь в болезненное замешательство.
Минутой позже вернулся ее муж. Он прямо из передней направился в свой кабинет. Она слышала, как он, перебирая связку ключей, открыл маленький шкафик, где у него хранились некоторые редкие лекарства, — в городской аптеке далеко не всегда можно было найти все, что нужно.
Войдя в свой кабинет, профессор Левдал тотчас достал из шкафа какие-то капли и принял их, размешав с водой.
Затем, подойдя к зеркалу, профессор взглянул на свое лицо — оно было чрезвычайно бледным.
Некоторое время постояв в своем кабинете, профессор погасил свет и через гостиную отправился в спальню, чтобы помыть руки, как он всегда делал после посещения больных.
— Добрый вечер, — сказал он, проходя мимо жены. — Почему у тебя темно? Не зажечь ли лампу?
— Да, зажги, — ответила она, не сделав никакого движения на своем диване.
Абрахам сидел, склонившись над книгой. Незадолго до этого он вместе с Броком был у Мортена Крусе. Там он накурился табаку, и теперь голова у него кружилась и где-то в затылке больно покалывало. Мальчик чувствовал себя не очень-то хорошо.
Профессор, прохаживаясь по комнатам и кончая переодеваться, спросил его: