Избранные сочинения в 2 томах. Том 1
Шрифт:
— Берегись!
У Вадима потемнело в глазах. Прямо на него катился серый клубок. «Наверное, фаланга! — мелькнула страшная мысль. Он бросился в сторону, поскользнулся и больно ударился затылком о твердую плиту.
Жорка мигом подтянул к себе нитку, на которой болтался комочек шерсти с растрепанными шнурками, похожими на мохнатые ноги страшного паука, и захохотал.
— Извини, старик, я не знал, что ты такой нервный… — Повернувшись к Лиде, он добавил: — Ничего, привыкнет.
— А вы чего радуетесь? — Лида смотрела на Жорку
Он не ожидал такого оборота и процедил сквозь зубы:
— Все понятно. Ну что ж, старик, действуй. — И, заложив руки в карманы, мурлыкая, удалился.
Проводив его гневным, взглядом, Лида круто повернулась к Вадиму.
— Вы не очень-то разборчивы в выборе друзей.
— Да я его терпеть не могу.
— Расскажите. Меня он интересует.
— Недавно я сдавал аппараты в малярный цех, — задумчиво проговорил Багрецов. — Там их красят нитролаком. Лак разбрызгивают пульверизатором. Я смотрел на это дело и вспомнил Жорку. Он разбрызгивает вокруг себя пошлые слова. Иной раз кажется, что слова эти — сладковатое облачко лести — оседают на мне вроде пахучего нитролака. Я это вижу, а другие не замечают, как обволакивает их непроходимая пошлость. — Что же вы можете ему предъявить?
— Не смейтесь. — Вадим нервно застучал пальцами по скамье. — Таких людей нужно остерегаться.
— А по-моему, — сказала Лида, — он какой-то дуракоподобный. Виден насквозь.
Глаза Вадима сердито заискрились.
— Не скажите. Это его личина. Она многим нравится. Каждому приятно чувствовать, что он умнее этого шута.
За каменным забором послышался смех. Вадиму он был неприятен, как дребезжание разбитого колокольчика.
В воротах показались две девушки, за ними важно шествовал Кучинский. Девушки были одеты в одинаковые платья, одинаковые туфли, даже носки у той и у другой с одинаковыми голубыми полосочками.
Вадим подумал, что это сестры. Но они ничуть не похожи друг на друга ни фигурой, ни лицом, ни цветом глаз. Правда, прически у них были похожи завитые локоны спадали почти до самых плеч. Весь внешний облик этих девушек не нравился Багрецову. Все, начиная 6 т туфель, где по капризу моды были отрезаны носки, до обесцвеченных перекисью мертвых волос. Одинаковые сумки, напоминающие огромные кисеты с кольцами, розовые, будто сделанные из мыла, так называемые клипсы, брошки пластмассовые с именами, — вероятно, затем, чтобы отличать девушек друг от друга, — дополняли их туалет. Подруги подошли ближе, и Вадим разобрал имена на брошках.
— Можно даже не знакомиться, — шепнул он Лиде. — Видите, одна из них Нюра, а другая Маша… Бедные, мне их жалко.
И действительно, странное чувство сожаления испытывал Вадим, глядя на этих наивных девушек, не умеющих отличать красоту от подделки и пошлости.
А Лиду это нисколько не удивляло. Не в первый раз ей приходилось видеть одинаково одетых подруг. Раздражал Кучинский. Лида хмурилась при каждой его выходке. А он, нарочито подчеркивая свое пренебрежение к заносчивой аспирантке, вился ужом перед смущенными подругами.
— «Позвольте предложить, прелестная, вам руку», — отчаянно фальшивя, напевал он, вероятно, единственно знакомые ему слова из «Фауста». — Я, Марусенька, буду вашим Мефистофелем.
Опустив глаза, Марусенька милостиво приняла руку веселого кавалера.
— Вот уж не похожи. Вы совсем как этот… Ну как его? Тоже студент. Он поет… «Расскажите вы ей…» — и она робко задела тонким, прерывающимся голоском.
Кучинский закрыл глаза от восторга.
— Вот где таланты скрываются! Учиться надо, Марусенька.
— Скажете тоже! — Она спряталась за спину подруги.
Другая — Нюра, или Нюрочка, как льстиво обращался к ней Кучинский, — была молчалива, иногда смеялась над шутками студенту, но, видно, по привычке или из вежливости.
Вадим этого не заметил. Обе девицы казались ему одинаковыми даже по характеру.
А Кучинский славно попал в родную стихию, держался развязно и независимо.
— Не боги горшки обжигают. У меня была одна знакомая девочка. И что же вы Думаете? Колоратура открылась! Поучилась немножко, и сразу в Большой театр.
Из ворот вышел Бабкин и подозрительно покосился на Димку: нет ли намека на навое увлечение? Но тот сидел рядом с Лидой и весьма неодобрительно посматривал на одинаковых девиц. Беспокоиться нечего.
Лида подозвала Тимофея и спросила, что это за девушки.
— Да так, — отмахнулся тот. — В аккумуляторной работают.
А Жорка щелкал аппаратом и разглагольствовал:
— Получитесь в натуральных цветах. Пришлю фото — несите прямо хоть в Третьяковскую галерею. Картиночка!
— А цветочки на платье выйдут? — кокетливо спросила Маруся.
— Спрашиваете! Не только цветочки, даже ягодки! — И, притопывая на ходу, запел: — «Про меня все люди скажут, сердцем чист и неспесив. Или я в масштабах ва-а-ших недостаточно красив».
Он поднял фотоаппарат, прищурился и указал на скамейку:
— Сюда, сюда, девочки, на солнышко… Сделайте умное лицо.
Подруги рассмеялись. «Еще бы! Услышали привычную остроту. Веселый мальчик Жора Кучинский, с ним приятно провести время, — подумал Вадим. — Сейчас щелкнет и скажет: «Спасибо, испортил»… Опять девицы захихикают. Остроумный мальчик Жора Кучинский».
А тот чувствовал себя любимцем общества. Девочки смеялись, видно было довольны, а Маруся, та просто с восхищением смотрела на симпатичного «мальчика»: какой он ловкий и умный!
Из громкоговорителя послышалась музыка вальса, Маруся закружилась на зеркальном поле. Видно, не смогла удержаться и пошла танцевать. А почему бы и нет? Чудесный лень, молодость, веселые друзья, а впереди еще много таких дней.
Кучинский с видом знатока следил за девушкой, и когда она, смутившись, подбежала к подруге, зааплодировал.