Избранные стихи из всех книг
Шрифт:
Нальет — и я с начальством пью, как лучший инженер.
А начинал с низов… был мал, и пар был невелик,
Разрывы паклей затыкал, я к этому привык.
Давленье только десять — эх! Рукою мог зажать!
Ну, а сейчас пустить не грех и сто пятьдесят пять!
На пользу каждый агрегат — вес меньше — плавнее ход,
И вот все тридцать
И ладно!)… С паром по морям скитаюсь целый век,
Привык машине доверять… А верен ли человек?
Тот, кто зачел миль миллион, пути свои любя —
Четыре раза до Луны… А сколько до Тебя?
Кто ночи, дни в волнах тянул… Припомнить первый шквал?
Пнул Капитана я, как мул, а он в салон сбежал!
Три фута в кочегарке. Там — споткнулся в луже воды,
Лбом об заслонку хрякнулся — вон, до сих пор следы.
Да что — есть шрамы и пострашней — душа черным-черна,
Пускай в машинном все окей — греховность-то видна.
Грешу сорок четвертый год, мотаясь по волнам,
А совесть стонет, как насос… Прости Ты скверным нам.
На вахте как-то, в час ночной уставил я жадный взгляд
На баб, что жались за трубой… Ох, каюсь, виноват!
В портах я радостей искал, забыв сыновний долг:
Не ставь в вину мне, Господи, и рейд через Гонг-Конг!
Часы беспутства, дни греха молю, спиши зараз —
Грант Роуд, Реддик, Номер Пять, и ночи в Харрингаз!
Но хуже всех — коронный грех — божился я не шутя.
Мат с языка до тридцати не сходил, так Ты уж прости дитя!
Я Тропик в первый раз увидал — жар, фрукты, свет небес,
И не постиг — как пахнет сандал! — как может попутать Бес.
Весь день там бабы… живой театр — устал ленивый взор,
А ночью свет распутных звезд — все небо что твой костер!
В портах (тогда пар берегли) слонялся шалопай —
И как во сне — к себе влекли то ракушки, то попугай,
Сухая рыба-шар, бамбук, и тростка — первый сорт;
Увы, все это Капитан, найдя, кидал за борт.
Но вот прошли Сумбавский Мыс, и ветерок в тиши,
Молочно-теплый, пряно пропел: «Мак-Эндрю, не греши!»
Легко — без гнева,
Но факты били словно трос, терзая грешный слух:
«Бог матери лишь липкий Бес, твоя пустая тень,
Про Рай и Ад попы твердят, но книги их — дребедень.
Тот свет варганят в Брумело — там лепят и чертей,
В холодном Глазго делают, чтобы пугать людей.
К Нему обратно нет пути! Целуя бабий рот,
Иди-ка к Нам (а кто «Они»?), даст благодать нам тот,
Кто души в шутку не коптит, про адский огонь не лжет,
Кто спелым жарким бабам грудь наливает как соком плод».
И тут умолк: ни звука, все; о мудрый, тихий глас —
Оставив выбор мне, юнцу — забыть или тотчас…
Меня как громом поразил — в ушах он все звенит,
Манящий — и вводящий в грех, соблазнами набит —
Как, мне отринуть Дух Святой? А тут еще наш винт!
Шторм пролетел, но вал крутой, и якоря — к чертям,
Ты чуял, Господи, ужас мой, в глубинах сердца, там…
На «Мэри Глостер»
[61]
в очередь в Ад я встал не просто так!
Но разум мой в Твоих руках, и Ты направил мой шаг —
От Дели до Торреса длился бой, и сам себе я враг,
Но как вошли в Барьерный Риф, вкусил Твоих я благ!
Мы ночью не решились плыть, и встали, пар держа,
И я всю ночь не мог уснуть, страдая и дрожа:
«Пусть лучше ясно видит глаз, чем мается душа»…
Твои слова? — Ясней звонка, гремели как металл,
Когда стонала наша цепь, порвавшись о коралл,
И свет Твой озарил меня, долг вечный я познал.
В машинном отделенье Свет — ясней, чем наш карбон;
Я ждал, я звал сто тысяч раз, но не вернулся он.
***
Прикинем: пару тысяч душ мы в год перевезем —
Ужель не оправданье мне пред Господом, и в чем?
Да — по пятнадцать (в среднем) душ пассажиров за рейс один,
Ведь это Служба — разве нет? Стыдиться нет причин!