Избранный поневоле
Шрифт:
— Мда, — резюмировал Глушаков, — чутка промахнулись.
Оставив бомжа дальше сидеть в баке, мы пошли по проулку, намереваясь выйти на более оживлённую улицу.
— Ну так всё-таки, — спросил у меня Сергей, обходя стаю жирных крыс, жадно жрущих дохлого голубя, — ты точно не жалеешь, что пошел со мной? Всё-таки у тебя большая семья, дети, больше десятка жён-красавиц. Ты хоть их предупредил, что собираешься на Землю?
— Предупредил конечно, — хмыкнул я, — как только мы отправились, Иквус должен был связаться с ними и сообщить о нашем отбытии.
— А почему
— Ха, думаешь они бы меня отпустили? — я хохотнул, — нет уж, постфактум пусть узнают, хоть с тобой здесь отдохну от этого бабьего царства.
— Что, настолько достало?
Я посмотрел на товарища долгим взглядом, а затем ответил:
— Знаешь, когда они все в разных местах — нормально, но как соберуться вместе…
— Что, ссорятся? — улыбнулся Глушаков.
— Да нет, у них там полное взаимопонимание, вот только выражается оно в том, чтобы меня везде и во всём ограничивать, — пожаловался я. — Как в армии, право слово. То стульчак на унитазе подними, то стульчак опусти, в трусах по дому не ходи, селёдку молоком не запивай. Не чихнуть, не пукнуть. На людях веди себя как подабает спасителю человечества, язык детям на улице не показывай, скабрезных шуток не отпускай, анекдоты за столом не трави… Достало!
— Нет, — произнёс я чуть погодя, — я ещё по Ниике понял, что замужество может женщину испортить. Но, чтобы всех!…
— Ха-ха, — захрюкал Сергей, потешаясь над моими проблемами.
— Чего ха-ха, — произнёс я, — думаешь, я не помню, как твоя в больничке тебя строила?! А ты ей — дорогая, дорогая…
Тот тут же заткнулся и погрустнел.
— Вот-вот, — поучающе произнёс я, — а представь, что таких десять?
— Мда… — протянул Глушаков, почесав затылок, и больше ничего не сказал.
В молчании мы прошли до конца переулка, и остановились на выходе на улицу. Та была тоже не Таймс-сквер, всего по одной полосе в каждую сторону, но тут, по крайней мере, были люди.
— Так, сейчас спросим дорогу, — Сергей огляделся, затем помахал мужику метрах в десяти от нас:
— Эй, эй ты, негр! Да ты, — кам ту ми.
— Серёг, — одёрнул я его, — ты это, сильно неграми не разбрасывайся, они тут не любят когда их так называют, обижаются.
— А чего обижаться, если он негр и есть? — удивился Глушаков.
— Они хотят, чтобы их афроамериканцы называли.
— Да? Ну ладно.
В это время, означенный негр, в толстовке с надвинутым на голову капюшоном и руками в карманах, подошел к нам и сходу начал что-то с претензией выговаривать, при этом подёргиваясь, словно в такт музыке.
Что он говорил, я не сильно понял, он словно жевал слова, да и у меня, признаться, практики общения с носителем языка раньше не было, но общая тональность была, скажем так, угрожающей.
Тут негр достал одну руку из кармана и, с щелчком, из зажатой в ладони рукояти выскочило лезвие выкидного ножа.
— О как, — прокомментировал этот фокус Глушаков, улыбнулся и, по-хитрому вывернув ладонь, заставил с шелестом из рукава появиться лезвию длиной раз этак в пять больше, чем у ножа.
Увидев такое, негр тут же попятился, а затем и вовсе бросился наутёк.
Клинок медленно уполз обратно в рукав.
— Ладно, — произнёс я, — пошли поищем здесь белых.
Райончик был какой-то неблагополучный, потому что куда не глянь, всюду виднелись одни темнокожие представители американского населения. Толстая матрона с стайкой мелких негритят, пара пацанов в трениках и майках алкоголичках, жирный лысый негр средних лет, в шортах и сланцах, бредущий куда-то. Да и в целом, в воздухе витала атмосфера уныния и неблагоустроенности.
Тротуар занимали наполовину заехавшие на него старые машины, навскидку годов пятидесятых-шестидесятых, и везде, буквально везде, валялся самый разнообразный мусор, а стены сплошняком были разрисованы граффити.
Куда идти, особой разницы не было и мы решили, как все нормальные мужики, пойти налево. Логика нам подсказывала, что маленькая улица должна когда-нибудь пересечься с большой.
Шли мы так, разглядывая обшарпанные вывески да заколоченные окна пустующих домов, минут пять, прежде чем услышали за спиной топот десятка ног. Обернувшись, я увидел давешнего негра с ножом и четырёх его товарищей, что со всех ног спешили к нам.
Почему к нам?
Ну вряд ли они просто так решили побегать, здоровья ради. Да и на спортсменов не похожи, хоть и в спортивных штанах.
Остановив Глушакова, я негромко произнёс:
— Серёг, тут деклассированные элементы по нашу душу.
— Да? — тот тоже обернулся и мы остановились, с интересом разглядывая приближающуюся пятёрку, — и чего им надо?
За сохранность наших жизней мы особо не переживали, на нас амулетов было, как игрушек на ёлке, в том числе самые последние разработки кинетических щитов, останавливающие любой предмет двигающийся к нам со скоростью выше пяти метров в секунду. К тому же, хоть здесь и не было внешнего магического поля, мой накопленный аватарский резерв позволял магичить, не особо экономя.
— Сейчас спрошу, — ответил я ему.
Когда они нас догнали и, резко затормозив в нескольких метрах, разошлись, обступив полукольцом, я, вспомнив гнусавый дубляж одно из просмотренных в подростковом возрасте фильмов за которым весьма чётко слышалась оригинальная звуковая дорожка, вежливо поинтересовался:
— Вот зе хелл ду ю вонт, мазерфакер?
Те рассерженно загомонили как стая обезьян, и враз защёлкали ножами, а один и вовсе достал большой чёрный пистолет, направляя на нас и Глушаков поинтересовался:
— А ты точно то спросил?
— Да вроде да, — вспомнил я пиратский перевод, — что им надо, означает.
— А последнее слово, обязательно нужно было?
— Ну, в том фильме, где фраза была, там оно было.
— Мниться мне, — вздохнул Глушаков, — что то была не комедия.
— Ага, — кивнул я, — боевик. Там как раз с негром белый так разговаривал.
— А потом что было?
— Вроде драка, — почесал я затылок.
— Ну вот и сейчас она же будет, — резюмировал Сергей и и чуть напружинился, внешне незаметно, но я почувствовал, как он напрягся.