Избранный
Шрифт:
– Это почти смешно.
– Да уж, я выбираю легкомыслие, - Ви снова выдохнул.
– Или так, или я пристрелю
тебя, а я ненавижу заполнять всю эту бумажную работу для Сэкстона, понимаешь?
– Я тебя понимаю, - Тор почесал лицо.
– Абсолютно.
Бриллиантовые глаза Ви скользнули по нему.
– Просто знай, что мне жаль. Ты не заслужил ничего из этого, - тяжелая рука
опустилась на плечо Тора и сжала его.
– Если бы я мог забрать твою боль, я бы это сделал.
Быстро
здесь случился бы серьезный охренительный срыв.
Такой срыв, после которого мужчина не остается целым.
Но с другой стороны, был ли он теперь по-настоящему целым?
НОЧНОЙ КЛУБ "ТЕНИ", ЦЕНТР КОЛДВЕЛЛА
Трез Латимер чувствовал себя слегка богом, глядя на клуб через стеклянную стену
своего офиса на втором этаже. Внизу, в переделанном просторном пространстве бывшего
склада толпа возбужденных людей создавала приливы и отливы в бурном море темно-
фиолетовых лазеров и пульсирующих басов.
В большей степени его клиентурой было поколение "нулевых", люди, рожденные
между 1980 и 2000 годами. Характеризующиеся интернетом, айфонами и нехваткой
экономических возможностей, по крайней мере, в соответствии с человеческими СМИ,
они были поколением потерянных моралистов, неустанно стремящихся спасти друг друга,
защищая права всех и вся, и отстаивая ложную утопию вынужденного свободного
мышления, на фоне которого маккартизм казался утонченным.
Но они так же были полны безосновательных надежд, что характерно для
молодежи.
И как он завидовал им в этом.
Пока они толкались и налетали друг на друга, он видел на их лицах восторг,
процветающий оптимизм, что они найдут свою настоящую любовь и счастье этим самым
вечером - вопреки всем остальным ночам, когда они приходили в этот клуб, и рассвет
встречал их лишь утомлением, новой венерической болезнью и хреновой тучей стыда и
сомнений в себе, пока они гадали, что именно они вытворяли и с кем.
Однако он подозревал, что для многих из них лекарством от страданий становились
два часа сна, большая порция кофе из Старбакса и укол пенициллина.
Когда ты так молод, когда тебе еще только предстоит встретиться со всеми
испытаниями, о которых ты и помыслить не можешь, твоя стойкость не знает границ.
И вот здесь-то он бы хотел поменяться с ними местами.
Странно было хоть в чем-то превозносить людей. Будучи двухсот-с-лишним-летней
Тенью, Трез давно смотрел на этих бесхвостых крыс как на низший, причиняющий
неудобства мусор планеты, как муравьи на кухне или мыши в подвале. Вот только людей
уничтожать не разрешалось. Слишком грязно. Проще терпеть
разоблачением своего рода и убивать их просто для того, чтобы освободить парковочные
места, избавиться от очередей в супермаркете и почистить свою ленту на Фейсбуке.
https://vk.com/vmrosland
И все же вот он, до боли в груди жаждущий очутиться в шкуре любого из них, хоть
на час или два.
Беспрецедентно.
Но опять-таки, они не менялись. Он изменился.
Моя королева, тебе пора уйти? Скажи мне, если это так.
Когда воспоминания принялись тиранизировать его мозг, он прикрыл глаза и
подумал: Боже, только не снова. Он не хотел возвращаться в клинику Братства... к
постели его возлюбленной Селены, к своей смерти изнутри, когда она испустила дух.
На самом деле, впрочем, он никогда не уходил от этих событий, хоть дни календаря
и свидетельствовали об обратном. Прошло больше месяца, а он все еще мог вспомнить
каждую деталь той сцены, от ее мучительного дыхания до паники в ее взгляде и слез,
катившихся по их лицам.
Его Селену поразила болезнь, изредка встречавшаяся среди членов ее священного
класса. Во всех поколениях Избранных некоторые из них страдали от Окоченения, и это
была ужасная смерть - твой мозг оставался живым в замершей оболочке тела, без способа
сбежать, без лекарства, способного помочь, и никто не мог тебя спасти.
Даже мужчина, любивший тебя больше самой жизни.
Когда сердце в груди Треза пропустило удар, он уронил руки, покачал головой и
попытался вернуться в реальность. В последнее время он страдал от этих незваных
приступов, и они становились все более частыми, а не редкими - что заставляло его
беспокоиться за собственное душевное здравие. Он слышал поговорку, что время лечит
любые раны, и проклятье, может, для других людей так и было. Но для него? Его скорбь
переродилась из раскаленной добела боли в начале, в агонию столь горячую, что она могла
соперничать с пламенем ее погребального костра, а затем в хронический замкнутый круг
воспоминаний, который все быстрее и быстрее вращался вокруг неприкрытой оси его
потери.
Собственный голос эхом отдавался в его голове: Я правильно тебя понял? Ты
хочешь, чтобы это... закончилось?
В последние моменты Селена уже не могла говорить. Им пришлось полагаться на
придуманную ранее систему коммуникации, которая предусматривала, что у нее до самого