Изгин
Шрифт:
Изгин чуть не вспугнул того, кого так долго искал. На снегу под нависшими ветвями ольхи чётко обозначился чёрный круг. От волнения старик чуть не присел. Сердце колотилось так гулко, что казалось, лисовин слышит его удары. «Он, конечно, знает, что я здесь, — думает Изгин, — он не уйдёт. Он позволит мне взять его шкуру».
Метрах в двадцати от лисовина топорщится куст кедрового стланика. Отличное укрытие! Подход удобный. Изгин стал подкрадываться. Нагнувшись до ломоты в спине, он медленно и мягко переступал широкими лыжами. Мех, которым обшиты лыжи, смягчал
Лисовин хорошо виден. Отдохну и тогда буду стрелять. Но тут в старике что-то поднялось и запротестовало. Нет, он не будет стрелять в спящего лисовина, который щедро дарил ему нерп и оленей. Стрелять в спящего зверя нехорошо. И притом Изгин так соскучился по другу, что ему непреоборимо захотелось увидеть его во всей красоте. Хотелось поднять его, посмотреть живого в невиданной шкуре и тогда уже…
Рядом с лисовином — несколько чашеобразных вмятин: видно, это его любимое место отдыха. Нет, в спящего зверя Изгин не будет стрелять.
Как бы угадав желание человека, лисовин поднял голову, невозмутимо зевнул. Озираясь вокруг, потянул воздух. Встал на толстые лапы и встряхнулся. По всей спине, от головы до хвоста, пробежала серебристая пересыпь. Изгину даже явственно послышался звон — будто рассыпались серебряные деньги.
Лисовин сейчас будет купаться в снегу. Так и есть, он вытянул морду, подогнул передние лапы, оттолкнулся задними и проехался на брюхе. Затем перевернулся на спину, перекатился с боку на бок, встал и встряхнулся.
На лисовине очень дорогая шкура. Такую шкуру Изгин за свою долгую жизнь впервые видел. Вот она. Уже в руках Изгина. Такая добыча! — мечта охотников всего света.
Перед тем как нажать на спусковой крючок, Изгин ещё раз внимательно оглядел друга. Он стар. Уже не нужен природе. Всё равно умрёт где-то в тайге, и его съедят другие звери, и бесценная шкура так и не найдёт своего ценителя.
Изгин убедил себя, что убиение столь дорогого зверя оправданно. Пусть послужит своему другу и покровителю последний раз.
Изгину стало немного неловко, когда он поймал себя на мысли — о нём напишут в районной газете. Может, сфотографируют. А что? Пусть пропишут в газете! Пусть все узнают, что лучший охотник — это Изгин. На закате жизни Изгина посетит большая охотничья слава.
Старик снял с правой руки мягкую рукавицу из нерпичьей кожи, приник к прицелу и плавно положил палец на холодный спусковой крючок. Глубоко вздохнул, медленно выдохнул, задержал дыхание. Мушка направлена точно в голову зверя. Сейчас выстрел громко известит миру о неслыханном успехе старого охотника Изгина.
И вдруг — будто пламя из охотничьего ружья. Изгин вздрогнул и поднял голову. Красная молодая лисица вылетела из-за куста, играючи прилегла перед красавцем лисовином. Гибко и упруго заходила всем телом. Виляя хвостом, обошла лисовина вокруг. Изогнувшись, рыбой
«Ты ещё можешь!» — изумился охотник. Его руки вяло опустились.
Лиса, извиваясь в страстном танце, звала лисовина. Лисовин принял вызов. Резвясь, они скрылись вдали.
«Пусть поживёт до следующей зимы», — спокойно подумал Изгин. Но тут же испугался своей дерзости.
Он повернулся как-то неловко. Резкая боль пронзила поясницу и взлетела по слине. «Что это?» — почему-то безразлично подумал старик.
Но одна мысль стала тревожно и настойчиво стучать в виски: там, на тропе, капканы! Там, на тропе, капканы!!
Старик несколько раз жадно схватил ртом морозный воздух, собрал все остатки сил и, убедившись, что может идти, двинулся своей лыжнёй назад.
Началась позёмка. Ноги подкашиваются. Суставы скрипят, будто снег в мороз.
Вот и место ставки. Теперь невозможно найти капканы: замело. И старик стал наугад протыкать снег. Он устал от ходьбы, ожесточился и ошалело тыкал палкой. Как сквозь полусон услышал лязг металла. Сломал палку на месте прихвата челюстей капкана — сил не осталось разжать их. «Что ты делаешь!» — кричит кто-то. «Нельзя так», — отвечает помрачневшее сознание. А руки продолжают делать своё.
Ещё два раза слышал Изгин лязг металла. Четвёртый капкан так и не нашёл. Как же быть? Тогда к нему пришла спасительная мысль — нужно оставить запах человека. Ни один зверь даже близко не подойдёт! И старик помочился на куст ольхи.
Усталость валила с ног.
Но тут старик забыл об усталости — его осенила пугливая мысль. Если бы кто-нибудь был рядом, то заметил бы: старик весь преобразился. Он медленно повёл головою вокруг, посмотрел сперва на неясный след лисовина, потом взглянул в сторону сопки, куда скрылись лисы, и неожиданно отчётливо сказал вслух: «Я ещё вернусь сюда». Но от этой дерзости его передёрнуло.
И опять вспухла голова. И опять туман застлал глаза. И опять одолела страшная усталось, будто он только что завершил большой, отнявший у него все силы труд.
Но надо идти. Ветер настойчиво толкает в спину.
С неба валит крупный снег. Снежинки кружатся перед глазами, слегка завихриваются. Снег пушистый-пушистый. Мягко ложится на плечи, шапку и лицо. О-о, как много снегу!
Тонут широкие лыжи. Старик переступает с таким трудом, будто не снег налипает на лыжи — свинец. Изгин жадно хватает воздух пересохшим ртом. Но воздух будто лишился живительной силы. Старик весь мокрый. А дорога ещё длинная-длинная…
И видит: высоко выпрыгивая из снега и с головой проваливаясь в нём, скачет навстречу зверь. Скачет трудно, из последних сил. Скачет так, будто перед ним быстроногая добыча, которую он настигнет следующим прыжком. Старик обрадованно остановился, узнав в скачущем звере Кенграя. Умный пёс, по-видимому, забеспокоился в долгом ожидании хозяина. Снялся с ошейника и пошёл по заметённому следу.