Изгнание владыки (др. изд.)

Была полуденная тишина. Южное августовское солнце стояло высоко.

Свободные от нарядов бойцы спали в прохладных спальнях,

другие занимались в тени деревьев с собаками, разбирали и чистили оружие, проходили теоретический курс стрельбы. Шла обычная, будничная жизнь заставы.

В кабинете начальника инспектор Министерства государственной безопасности майор Комаров знакомился с работой заставы.

Самая значительная часть нарушений падает на перебежчиков из-за кордона.

Работа органов государственной безопасности здесь, на границе, очень сложна. О каждом перебежчике из-за границы надо навести справки, проверить его показания, жалкие документы, обрывки бумажек, с которыми люди часто перебираются через границу. Все это надо сделать в невероятно трудных условиях, когда источники справок и необходимых сведений находятся за границей, и сделать это надо в кратчайший срок.

Вот и сейчас на этой маленькой заставе оказалось семь человек, задержанных при переходе границы. Их отправляют сегодня в районный центр. Впрочем, один находится здесь уже почти двадцать дней.

– В чем дело, товарищ Никитин? – отрывая глаза от ведомости и подымая круглую бритую голову, спрашивает майор. – Почему Кардан так долго задерживается у вас?

– А это один из неудачников, товарищ майор, – ответил Никитин. – Его подстрелили, когда он собирался переплыть речку. Все-таки он нашел в себе силы, чтобы добраться почти до самого нашего берега, но метрах в трех от него начал тонуть. Подоспели наши бойцы. Степанов бросился в воду и вытащил его уже почти без памяти.

– Так… – проговорил Комаров. – Рана была серьезная?

– Нет, не очень. В бедро. Но крови потерял много. Бойцы перевязали его и сейчас же доставили сюда. Наш врач немедленно переправил его в совхозную больницу: надо было извлечь пулю.

– Какая пуля?

– Винтовки Сандерса.

– Как он себя чувствует сейчас?

– Оправился. Три дня назад его выписали из больницы. А первые дни был в тяжелом состоянии. Нервы, должно быть, не выдержали. То смеялся, то плакал, умолял не выдавать его.

– Сведения о нем передали районному управлению?

– Передал на другой день после задержания. Кардан бежал из концентрационного лагеря под Котолани. Районное управление довольно быстро проверило его показания, пока он был еще в больнице. В котоланской газете помещены объявления коменданта лагеря о бегстве Кардана, его портрет, приметы и обещание награды за его поимку. Приметы сходятся. Районное управление предложило мне направить Кардана в его распоряжение. По-русски Кардан не понимает, но хорошо знает французский язык.

– Так, так… – задумчиво сказал Комаров, потирая чисто выбритый подбородок. – Ну, давайте посмотрим задержанных.

– С кого желаете начать?

– Да по порядку… Кто у вас первый? – Комаров посмотрел в список. – Корнелиус? Ну, давайте Корнелиуса.

Старший

лейтенант протянул руку к аппарату, стоявшему на столе, и нажал кнопку. Серебристый экран аппарата засветился, и тотчас же на нем появилась высокая комната с опущенными на окнах шторами. В углу стояла койка, возле нее стол и стул. На столе – раскрытая книга, графин с водой, стакан, письменный прибор. На койке спал человек, повернувшись лицом к стене.

– Ну, с Корнелиусом придется отложить знакомство, – заметил майор.

– Отсыпается, – усмехнулся старший лейтенант. – Первые два-три дня они всегда спят без просыпу. Следующий по списку, кажется, Ганецкий?

– Да, давайте Ганецкого.

В такой же комнате, как и предыдущая, Ганецкий – маленький истощенный человек с грустными глазами и длинными, печально опущенными усами – озабоченно рассматривал у окна свой разбитый сапог, стараясь подвязать бечевкой отвалившуюся подметку.

– Гм… Да… Задача нелегкая, – проговорил Комаров. – Вы бы ему, товарищ Никитин, выдали сапоги из специального фонда. Ну, давайте дальше.

В следующих комнатах кто читал, кто беспокойно ходил из угла в угол, кто писал.

Кардан, коренастый человек со смуглым, худым лицом, тонким горбатым носом и густыми черными усами, стоял спиной к окну и внимательно рассматривал в небольшое зеркальце какое-то пятнышко на подбородке, прилаживаясь и так и этак, вертя перед собой зеркальце в разные стороны. Потом вдруг улыбнулся, отложил зеркальце, опустил голову и начал медленно крутить ус, потом досадливо дернул его несколько раз книзу и прошелся по комнате. Остановился у стола под окном, задумчиво глядя вдаль. Постоял с минуту, повернулся и, ероша густые, нависающие надо лбом волосы, возобновил медленное хождение по комнате. Под волосами на лбу мелькнул небольшой розовый шрам.

Майор Комаров молча и внимательно наблюдал.

– Шрам на лбу указан в приметах? – спросил он, не отрывая глаз от экрана.

– Указан, товарищ майор, – ответил начальник заставы.

– Об усах что-нибудь сказано?

– Да. «Черные и густые».

– Больше ничего?

– Больше ничего. Да ведь усы вообще не примета. Сегодня есть, а завтра сбрил.

– Конечно, но поскольку они имеются…

Кардан подошел к стулу, сел, откинулся на спинку, свободно и непринужденно закинул ногу на ногу и протянул руку к столу за раскрытой книгой. Опустив голову, начал читать. Небольшая смуглая рука мягким, почти неуловимым движением длинных пальцев перевернула страницу. Кардан читал. Комаров не сводил с него внимательных, спокойных глаз. Снова мягко перевернута страница… В кабинете продолжается молчание.

Начальник заставы с легким нетерпением посматривал то на майора, то на экран.

Не поворачивая головы, Комаров наконец тихо спросил:

– В показаниях профессия указана?

– Указана, товарищ майор. Электрик-монтажник.

– Сколько лет работает?

– Двадцать лет, с восемнадцатилетнего возраста.

– Где работал последние годы?

Начальник заставы перелистал папку с бумагами.

– На заводе электрооборудования Фидера в Полтони.

– Кем работал?

– Чернорабочим.