Изгои Интермундуса
Шрифт:
Нет. Это невозможно. Кир не просто похож, он – мой. Мой Лео.
Покачав головой и мысленно пригрозив себе не трусить и не сомневаться, заглядываю в пакет, где лежит мое платье – а вдруг пока витала в облаках, я его посеяла? Убедившись, что все в порядке, направляюсь к подъезду №3. Поднявшись на седьмой этаж и открыв квартиру ключом, вижу картину, которая удивляет меня настолько, что пакеты с покупками плюхаются на пол: Теон растянулся на полу возле входной двери. Опустившись на пол, трогаю низкий лоб, что редко бывает разглажен, как сейчас, но он оказывается не горячий. Пытаясь закатать рукав пальто, слышу его
Стянув с вечного упрямца ботинки и пальто – и, на удивление, так и не разбудив – беру старый плед с кресла и осторожно укрываю им бессознательное тело, положив под голову подушку. Удовлетворившись проделанной работой, я поднимаю пакеты с пола, и только тогда замечаю на трюмо 2-х литровую банку с маленьким полупрозрачным осьминогом внутри. Постучав ногтем по стеклу, чтобы привлечь внимание моллюска, получаю пропахшей рыбой водой прямо в лицо – осьминог встрепенулся и вода, из почти доверху наполненной тары, попала на меня.
Вряд ли такая кроха сделала это специально. Просто... Это как-то подозрительно: осьминог, Теон, уснувший прямо на полу...
Ну да ладно. У меня и без этого полно дел: уроки и подготовка к завтрашнему дню. Пожав плечами и утерев ладонью лицо, направляюсь ванную комнату. Все равно мытье с головы до пят – пункт №1 в списке.
Ванна с лавандовой солью немного успокаивает, приятно грея ноющие ноги. Я стараюсь не думать о завтрашнем вечере, иначе так и не смогу уснуть, а утром проснусь самое малое с кругами под глазами. Не найдя достойную отвлекающую тему, решаю поразмышлять о том, что так свалило Теона, и зачем ему осьминог. Неужели, он так сильно захотел завести себе кого-нибудь, что решил украсть спрута из зоомагазина, а пока удирал, выбился из сил? Ха. Даже не представляю. А вдруг… этот морской обитатель из чумного болота нашего мира? В нем какие только мерзкие существа не обитали, а нечто подобное запросто могло высосать силы даже из самого сильного венефикуса, а то и всю жизнь.
Нет, лучше о таком не думать.
Голова начинает кружиться от долгого пребывания в горячей воде, которая уже стала остывать, я встаю, укутываюсь в полотенце, надеваю халат и выхожу. В коридоре пусто: начинаю думать, что мне все привиделось – но банка, по-прежнему стоящая на том же самом месте, говорит об обратном. Направляясь в свою комнату, на мгновение останавливаюсь возле двери в спальню Теона. Но, я так и не решаюсь войти, секунд 20 стою со сжатым кулаком на уровне лица, а потом, вздохнув, захожу в комнату напротив.
Высушив волосы и сменив банный халат на удобный домашний костюм, мысленно уговариваю себя не трогать пакет с заветным платьем – если я начну его примерять, могу порвать или испачкать. В ответственные и важные жизненные моменты волнение пробуждает не свойственную мне неуклюжесть. Вместо этого возвращаюсь в коридор за рюкзачком и, достав алгебру, литературу, историю, принимаюсь делать уроки на Понедельник. Это здорово отвлекает, и я настолько увлекаюсь, что переделываю все уроки на неделю. Спустя четыре часа, обессиленная падаю на кровать.
В животе урчит, и, вспомнив, что я ничего не ела с обеда, иду на кухню. У входа в комнату Теона снова останавливаюсь. Дверь открыта, а в тусклом свете можно различить фигуру, спящую на сложенном диване. Возникает желание зайти: оно вызвано любопытством, нежели тревогой – все же я толком и не заходила сюда с нашего переезда. Желудок снова сжимается в голодном спазме, побуждая идти дальше. В холодильнике не густо, но на бутерброд хватит. Объедаться не хотелось, хоть и маловероятно, что я растолстею – все килограммы буквально тают за 2 недели, а то и меньше – но все-таки завтра день не абы какой. Дожевав ломтик хлеба, цепляю взглядом билеты на концерт оупэн-эйр, примагниченные к холодильнику и иду спать.
– …твой отец точно бросит меня в старую темницу, если узнает, – Лео раскрыл ладонь и шар света взмыл бы к самому потолку, если бы не ткань темно-синего балдахина. Порыв ветра заставил звезды, висевшие на тоненьких жемчужных ниточках, закачаться.
– Эм… – в мыслях не было тревоги, все тело будто бы качалось на волнах спокойствия. Я лежала, положив голову на крепкое плечо, и водила пальцем по ладони любимого.
Он отодвинулся, и я упала на подушку, недовольно сжав губы.
– Ты меня опять не слушаешь, – приподнявшись, парень оперся о локоть.
Шар со светом проплыл над его головой, делая пшеничные волосы еще светлее, а вот глаза на фоне почти черной ткани, наоборот, будто потемнели. Мне жутко захотелось провести ладонью по милому сердцу лицу – рука дернулась в порыве, но я себя остановила.
Шел третий месяц винтруса [wintrus (гот.) – зима] и меньше, чем через полгода, должна решиться моя... наша судьба. Отец запретил проводить нам время вместе, застукав нас целующимися в конюшне. Было так стыдно... Мне тогда хотелось, чтобы временами буйный Арджун меня затоптал. Если я сейчас не сдержусь, будет трудно это сделать при следующей публичной встрече. Мы это не обсуждали, но, думаю, Леофвайн считает так же. Решила убедиться в этом и перехватить его взгляд, но не успела произнести мучающие слова – он, наклонившись, мягко поцеловал меня.
Не успела отреагировать – это было неожиданно – как он уже отстранился.
– Ты не должна волноваться перед обрядом Семи Элементумов [elementum (лат.) – стихия], – продолжил Лео, растянувшись на подушках, неверно истолковав мою задумчивость. – Каждый Клан из Совета придумает тебе испытание, они обычно проводят обряд взросления по способностям, но раз уж ты...
Лео виновато осекся, и уж было открыл рот, чтобы сказать «прости», но я его перебила.
– Не извиняйся, ты не виноват, что природная магия мне не дается. Уверена, весь обряд сведется к тому, что Члены Совета просто будут задавать мне вопросы. Надеюсь, они будут интересными, а не что-то вроде: «Как проводят обряд винкулум Дети Горы» или «Какого цвета эмблема у Сэкстус Игнэус»....
– Не расстраивайся, – Лео аккуратно заправил мою прядь волос за ухо, чтобы посмотреть на меня – я опустила голову, чтобы он не видел моего лица.
– Легко тебе говорить, ты все можешь, – даже голос будто раздуло от обиды.