Измена. (не) Любимая жена
Шрифт:
Коридор из рабочих и торговых помещений в подсобные. Короткий, но просторный. Никаких лишних деталей — только двери и стены.
В кадре — ни души.
Качество видео, к слову, не придерёшься. Картинка чёткая, освещение хорошее.
Герман чертыхнулся и стукнул по клавише перемотки. Секунда — и дверь в коридор отворилась. Сначала на пол упали две неравные тени, потом — их владельцы. Высокий полноватый мужик и… Лиля.
Её он мог бы узнать, наверное, и по единому пикселю этого чёртова изображения.
Она
Мужик — тот самый, мать его, Алексеев. Он видел его пару раз в её магазине, ещё до того как узнал, что он за его женой волочился.
Алексеев не просто шёл с нею рядом, он… придерживал её за талию?..
Пальцы сами собой сжались в кулак и со всей силы втиснулись в кожаное сиденье.
Он только сейчас разглядел её неверную походку, будто она основательно захмелела.
Парочка добралась до выкрашенной в серый цвет двери. Лиля вошла первой, Алексеев, воровато оглядевшись, последовал за ней. Дверь за ними закрылась.
Герман вдавил кнопку паузы и медленно выдохнул. Внутри грудной клетки всё смёрзлось. Даже уже не болело, просто невыносимо тянуло и будто в разные стороны. Сейчас там вот-вот что-то порвётся. Что-то, что после уже никак не залатаешь.
Он сглотнул и снова вдавил палец в кнопку.
Через пару мгновений время на записи обновилось, перепрыгнув примерно на полчаса вперёд. Должно быть, тот самый кусок пустой съёмки, когда ничего не происходило.
Дверь из подсобного снова открылась.
Оттуда вышел это ушлёпок. Алексеев.
Он на ходу поправлял брюки и застёгивал ремень.
А спустя ещё несколько минут из дверей показалась Лиля…
В новом платье.
Она одёргивала коротковатый подол и озиралась так, будто боялась, что её кто-нибудь за этим застанет.
Её больше не шатало.
Но всё это уже не имело значения.
Потому что не требовалось особой фантазии, чтобы додумать, что именно происходило в подсобном.
Герман механически захлопнул крышку ноутбука и отбросил его на сиденье рядом с собой.
Уродливая мозаика из увиденного, услышанного и Лилиных недоговорённостей складывалась с кошмарной лёгкостью. Всё становилось на свои места.
А внутри него разверзлось ледяное ничто, пустота. Его будто выключило, выкинуло на время из этой реальности, лишив сил и воли что-либо делать и даже попросту двигаться.
И это маленькая дрянь имела наглость всё отрицать.
Выставлять его неуравновешенным мудаком, ограничивающим её свободу.
Какую, интересно, свободу?
Свободу ему изменять?!
Спустя четверть часа Герман обнаружил себя на водительском сиденье своего авто, вливавшегося в поток мчавших по проспекту машин.
Когда кровь перестала шуметь в ушах, набрал Тимофеева:
— На посту?
— Да, Герман Александрович.
— Где она?
Тимофеев назвал ему адрес.
Он плохо соображал, но всё-таки сподобился удивиться. Ресторан на Садовой… Что она там забыла?
Он сам не заметил, как домчался до того самого места. Время сейчас вообще текло как-то иначе — плясало и двигалось будто бы нелинейно. Должно быть, так и случается, когда вся твоя жизнь окончательно летит ко всем чертям…
Он едва успел додумать эту мысль, чтобы с беспощадной ясностью осознать — это было только начало его персонального ада.
Потому что в панорамном окне ресторана его взгляд безошибочно впился в до были знакомый тонкий профиль.
Это было слишком жестоко.
Это рушило одно из самых дорогих ему воспоминаний — впервые брошенный взгляд на незнакомку в окне цветочного магазина.
Вот только теперь они были знакомы.
Теперь эта женщина была его законной женой.
Изменившей ему. Нагло об этом совравшей.
И теперь сидевшей за ресторанным столиком с новым своим ухажёром.
Глава 22
— Андрей, это всё слишком странно…
Я растерянно оглядывалась, не совсем понимая, зачем мы вообще тут очутились. Уютный и светлый ресторан на Садовой — самое последнее место, куда бы я сейчас засобиралась. Моим излюбленным местом сейчас представлялся самый тёмный угол вдали от человеческих глаз.
Но обстоятельства в очередной раз шли круто вразрез с моей волей.
— Лиль, прошу, не подумай, что я намеренно ввёл тебя в заблуждение. Просто хотел поговорить где-то, где ты не будешь чувствовать себя словно в клетке. Ну не к себе же домой тебя везти?
По моему ошалевшему взгляду он сразу понял, что сморозил несусветную глупость, потому что тут же поспешил поправиться:
— В смысле, мне и в голову такое не пришло бы! Поэтому… тут очень уютно, и нас никто не побеспокоит. Поговорим без лишних глаз и ушей.
Сидя вчера у подруги на кухне, я даже на звонок отвечать не собиралась. Но Света выразительно скосила глаза на экран, и меня вдруг прошило дикой мыслью, а ну как она подумает, что я трубку не беру, потому что не хочу при ней с другом детства общаться. В любом же случае придётся оправдываться в духе «ты ничего такого не подумай».
Поэтому под пристальным взглядом подруги сняла трубку и наткнулась на неожиданное предложение.
— Лиля, мне очень неудобно за нашу недавнюю встречу. Я могу как-то загладить свою вину?
— Андрей, да ничего не нужно заглаживать. Если бы не фантазии мамы…
— Но я тоже хорош. Нет, это не дело. Я знаю, что у тебя сейчас не самый светлый период в жизни, и всё же давай увидимся. Нормально поговорим. Возможно, я смог бы тебе помочь в твоей ситуации.
Тогда у меня едва челюсть не отвалилась.