Измена. Яд твоей "любви"
Шрифт:
Олег Михайлович, отцом называть больше не мог, усмехнулся:
– Нонна моя. Ее место здесь. Побегает и вернется.
Да, конечно, жди у моря погоды. Если вдруг, на психе ей подобный бред в голову придет, я есть рядом – удержу от глупостей.
– Нонна – своя собственная, так-то. И ты бы не ждал напрасно, – ох и морда у неуважаемого родителя. Так и просит кирпича.
– Что, уже знаешь, как она меня послала?
Да
Не сдержался, дернул к себе за ворот:
– Ты зачем к ней полез опять? Мало тебе, что ты ее предал и чуть здоровье не загубил?
Да, такой похабной улыбки раньше я у него как-то не видал. За годы разгульной жизни нахватался по блядям всякого дерьма.
Олег Михайлович приложился к бутылке и после этого покровительственно сообщил:
– Она меня любит. Просто пока обижается. Сейчас высказалась, поплачет и простит. Цветы, цацки, внимание – они все это любят.
Вот ведь урод. С кем он ее ровняет?
Чую, пора валить и мать успокаивать. Умеют же некоторые максимально окружающим жизнь испортить, а? Талант, сука.
– Этот ее тупой качок слился, сейчас Нонна меня простит и вернется. Ты доучишься и тоже притащишься. Я ж тебя знаю, ты без нее никуда, – и ведь абсолютно уверен, что так и будет.
Трындец.
Вдыхаю, выдыхаю.
Пытаюсь держать себя в руках, хотя хочется разломать его мордой этот монументальный стол.
– Не лезь к матери. В следующий раз я на воспитание наплюю, как ты на меня. И покажу, что Борисыч учил меня не зря. Понял?
– О, зубы скалишь, волчонок. Мал ты еще на батьку тявкать, – зашелся пьяным смехом.
Не сдержался. Виноват.
Шагнул и коротко приложил под дых.
– Я предупредил.
Выйдя из офиса, понял – ни за что сюда не вернемся.
Ну это болото на хрен. С такими-то крокодилами.
И улыбнулся довольно.
Недолго Олегу Михайловичу куковать тут осталось.
Глава 52: «Свят-свят…» и противоупыриный круг
«Княгиня смотрит на него...
И что ей душу ни смутило,
Как сильно ни была она
Удивлена, поражена,
Но ей ничто не изменило:
В ней сохранился тот же тон,
Был так же тих ее поклон.
Ей-ей!
Иль стала вдруг бледна, красна...
У ней и бровь не шевельнулась;
Не сжала даже губ она…»
А.С. Пушкин «Евгений Онегин»
Возвращаясь с прогулки в парке, придумывала, чего бы такое нам с «фасолинкой» приготовить?
Сын в отъезде, мне много не нужно. Да и вообще, я, пожалуй, просто яблок поем. Хотя, может быть, мороженого купить?
Подходя к дому, порадовалась теплому, обязательному в этом городе, ветерку, мягкому августовскому солнышку, отсутствию дождя. Даже мелькнула мысль:
– Может, на скамеечке у парадной посидеть? Обдумать концепцию докторской, позвонить, договориться, да со справкой сходить на кафедру, обсудить изменение планов в связи с…
Додумать не успела.
Сидевший у парадной на лавочке мужчина в светлом костюме, поднялся мне навстречу.
Шок, вот что я испытала…
Замерла.
Ну и мысль паническая пронеслась:
– А Кир ведь только уехал…
Но потом я вспомнила, и кто я, и где я, и сколько мне лет. Поэтому вопросительно изогнула бровь, не подходя к нему близко.
– Нонна, где ты вечно бродишь?
– Что?
Вероятно, мысли мои нецензурные были написаны на лице, потому что переобулся Зарецкий мгновенно:
– Малышка, я уже заждался. Хорошо спряталась, сладкая…
Брови мои вылезли на лоб, а зубы пришлось сжать, чтобы не распахнулся рот.
Никогда не было и вот опять.
– Любимая, вот ты придумала, а? Ведь пришлось тебя поискать и за тобой побегать. Да еще и от соперника избавиться. Где ты только нашла его, этого тупого громилу? Хорошо, что он понял и свалил, когда я ему объяснил, что ты только моя девочка.
В голове зашумело и ноги слегка задрожали.
Отмахнувшись от Олега и его слов, я, как сомнамбула, потопала к входу в дом, изо всех сил стараясь не разрыдаться.
Меня снова накрыли воспоминания о вечере побега со дня рождения сына. Вернулись все гадости, что Зарецкий сказал мне в ресторане, потом надежда и эйфория, пока я ехала к мужу в клуб, а дальше воспоминания о жуткой сцене…
Больно, как же мне больно.
Все еще.
– Вернись! Я же люблю тебя!