Измену не прощают
Шрифт:
Но в чем тут разбираться? В том, что бедный-несчастный Стас очень не хотел мне изменять, но бес попутал? Он ведь сам мне сказал: был в сознании, понимал, что изменяет. Сам признался. В чем тут еще разбираться? В том, что мне кто-то специально прислал смс и оставил открытой дверь в номер? Мне это неинтересно, если Стас осознавал, что изменяет.
Войцеховский ожидаемо остается на ужин. Глядя на то, как мы втроем сидим за обеденным столом, со стороны можно подумать, что мы семья. Ради Вероники мне приходится поддерживать дружескую беседу со
Когда Ника засыпает, на кухню заходит Войцеховский. Это уже стало традицией: я убираю посуду, а он, привалившись к дверному проему, наблюдает за каждым моим действием.
— Во сколько ты завтра приедешь? — спрашиваю.
— Часов в двенадцать.
— Хорошо, в пять вечера я уеду. Вернусь где-то в десять.
— Куда ты поедешь?
— На свидание, — отвечаю, как ни в чем не бывало.
Возникает гнетущая тишина, прерываемая только звоном посуды.
— С этим что ли? — в его голосе отчетливо слышится пренебрежение.
Не очень понимаю, кого Стас имеет в виду под «этим». Наверное, Алексея.
— Я состою в отношениях, у меня есть мужчина. И тебя это не касается.
Стас порывается ответить. Наверняка что-то излишне эмоциональное. Но подавляет это в себе. Я прямо вижу, как он делает усилие воли, чтобы сдержаться: сцепил челюсть, сжал кулаки.
— До завтра, — напряжённо выдаёт через мучительно долгое мгновение и разворачивается на выход из кухни.
Я хочу ответить ему в спину «до завтра», но сами собой вылетают совсем другие слова:
— Расскажи мне, что тогда произошло. Ты говорил, что тебя подставили.
Глава 25. Все равно не прощу
Стас замирает в дверном проеме. Несколько секунд неотрывно глядит мне в глаза, будто пытается определить, не шучу ли я. А я не шучу. Я правда хочу услышать, кто и зачем якобы подставил Стаса и прислал мне сообщение. Не знаю, зачем мне эта информация. Просто…
Просто меня задел тот факт, что Даша, очевидно, во всей этой истории на стороне Стаса. Я очень хорошо ее знаю. Даша может обижаться на меня за то, что я не отвечала на ее многочисленные сообщения, когда уехала в Париж, но если бы Стас действительно совершил гнусный поступок, то Даша не стала бы с ним дружить.
— Ты серьезно?
Все-таки не верит в искренность моего вопроса.
— Да, серьезно.
— Почему ты вдруг захотела узнать?
— Банальное любопытство.
Стас все еще выглядит удивленным. Но не уходит, а, наоборот, заходит обратно на кухню. Думаю, рассказ будет долгим, поэтому я сажусь за стол. Стас опускается на стул напротив. Задумчиво молчит, не сводя с меня глаз. А мне же под его взором хочется поежиться. Почему-то взгляды Стаса имеют какую-то силу надо мной. Каждый раз, когда он вот так пристально меня рассматривает, мое сердце начинает биться чаще.
— Я не собирался тебе изменять. Я никогда бы не сделал это намеренно, — прерывает долгую паузу.
— Я это уже поняла. Но тем не менее, ты отдавал себе отчёт в том, что изменяешь, даже если и выпил лишнего на том мальчишнике. По крайней мере, ты сам сказал, что осознавал.
— Да, в тот момент, когда ты зашла, я уже мог более-менее нормально мыслить. Девушка, с которой ты меня увидела, была нанятой проституткой. Моя вина лишь в том, что я не скинул ее с себя, когда она на меня залезла.
Это оказалось больно — обсуждать со Стасом его измену. Рана в груди вновь начинает кровоточить. Впрочем, она и не переставала на протяжении всех пяти лет.
— Расскажи все, как было, — глухо прошу.
И Стас рассказывает. С самого начала: от того, как два автогонщика решили его опоить, чтобы не вышел на гонку, до суда над всеми ними. Я внимательно слушаю каждое слово, впитываю, словно губка. Когда он в подробностях описывает, как лежал в номере без способности пошевелиться, стискиваю под столом кулаки.
Боль пронизывает меня насквозь уже от того, что какая-то непонятная девка раздевала моего жениха, видела его голым, трогала. Пускай это и нанятая за деньги простиутка, а не постоянная любовница, с которой он мне регулярно изменял. Ну а на моменте, когда она залезла на Стаса, когда он ее с себя не скинул, потому что желание получить разрядку было сильнее, чем желание жить и дышать, я держусь из последних сил.
Почему спустя пять лет мне все так же больно, как будто я увидела измену вчера?
— Все, хватит, — перебиваю Стаса на том моменте, когда он писал заявление в полицию. — Я все поняла. Только я думала, что мне прислала сообщение твоя бывшая Алла.
— Нет, как выяснилось, Алла была ни сном, ни духом. Это Рита ей решила так удружить. Ну и поплатилась за это реальным тюремным сроком. Они все сели, Полин. Даже проститутка.
— Почему ты не сбросил ее с себя?
Стас вздыхает.
— Потому что после лошадиной дозы препарата для эрекции я не мог думать ни о чем другом. Это было сильнее меня. Я не оправдываю себя, Полин. Я прекрасно понимаю, что это была моя секундная слабость. Я поддался плотскому желанию, хотя должен был сохранить разум. Но, согласись, это не та измена, когда намеренно идут к любовнице.
— Мне от этого не легче.
Столько лет прошло, а у меня до сих пор жгучая боль от увиденной картины. Пускай я теперь и знаю, что Стас оказался там не по собственному желанию. И даже если бы пять лет назад Стас предоставил мне доказательства, что его подставили, рассказал про суд над виновными, это ничего бы не изменило.
Он должен был скинуть с себя проститутку, а не скинул. Точка. Так что я все так же не могу его простить.
— А если бы я тебя не застукала? Что тогда?
— Я бы все равно тебе признался. Я бы не смог скрывать от тебя. Правда, Полин. Я и сейчас честно говорю, что осознавал измену в тот момент, когда ты вошла.