Измену не прощают

Инфинити Инна

— Я люблю тебя, Полина. Правда люблю.

Он произносит эти слова с таким чувством, что не остается сомнений: правду говорит. Вот только это ничего не меняет.

— А я тебя больше нет, — из груди вырывается горькая усмешка. — Ты убил мою любовь, Стас. Ты просто ее растоптал.

Я замечаю, как бледнеет его лицо и синеют губы. Мне не доставляет никакого удовольствия разбивать ему сердце. Наоборот, каждая секунда рядом со Стасом пытке подобна. Мне ведь тоже больно. До смерти больно.

— Прощай, — говорю последнее слово.

Быстро разворачиваюсь и, смахивая слезинки,

тороплюсь к зеленому коридору. Подаю паспорт с посадочным талоном и прохожу к пунктам досмотра. Очереди, к счастью, нет. Беру корзинку, кладу туда сумку, ремень, часы. Ботинки без высокой подошвы, так что можно не снимать. Захожу в кабинку, поднимаю руки, чтобы меня просканировали, выхожу из нее и снимаю с ленты корзинку со своими вещами. Когда уже застегиваю ремень и вешаю на плечо сумку, слышу громкий крик:

— Полина!!! Подожди!!!

Резко оборачиваюсь. Стас бежит ко мне со всех ног. Пробегает стойку, где проверяют паспорт с посадочным, и устремляется к пунктам досмотра.

— Молодой человек, стойте! — срывается за ним охранник.

— Без проверки посадочного туда нельзя! — верещит девушка, которая проверяет эти самые посадочные.

Стас игнорирует крики сотрудников аэропорта и охраны, продолжает бежать ко мне. Врывается к пунктам досмотра, отталкивает мужчину, который собирается входить в кабинку для сканирования, и пробегает через нее.

— Полина! Я не дам тебе уехать!

В момент, когда Стас приближается ко мне, к нему поспевают несколько охранников. Один из них запрыгивает Стасу на спину, чтобы остановить его. Бывший жених падает на пол, ему заламывают назад руки. Он вырывается, отпихивает от себя охранника. Подскакивает на ноги, тогда его хватает второй. Стас даёт ему кулаком в лицо и снова бежит в мою сторону. Третий охранник останавливает Стаса, дав ему по затылку резиновой дубинкой. Бывший жених снова падает, к нему подбегают остальные охранники, у одного из которых от кулака Стаса сочится кровь из губы, и надевают на него наручники.

Стас в сознании, отрывает от пола голову и кричит:

— Полина! Прости меня! Не уезжай! Дай объяснить!

Я наблюдаю эту картину, находясь в полном шоке. Люди вокруг тоже пялятся, в том числе на меня. Еще и перешептываются. Господи, какой ужас. Зачем он это сделал? Его теперь арестуют? А меня? Он ведь ко мне побежал.

Одна часть меня, глядя на то, как Стаса впечатывается лицом в пол, хочет броситься к нему. Вторая кричит: «Полина, уходи! У тебя самолёт!».

Быстро разворачиваюсь и с колотящимся сердцем устремляюсь к паспортному контролю.

— ПООООЛИИИИНАААА!!!! — летит мне в спину истошный крик. — Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!!!!

Глава 7. Пять лет

Так начинаются мои пять лет во Франции. Самые сложные, самые тяжелые, но в то же время самые захватывающие и интересные пять лет моей жизни.

Я сразу ухожу с головой в работу. Раньше всех прихожу в офис, позднее всех ухожу, быстрее всех обедаю. Наш департамент занимается стратегическим планированием, оценкой рисков, управлением проектов. В мои обязанности входит написание стратегии развития компании на ближайшие пять

лет. Я делаю это вместе с десятью другими коллегами. Для стратегии приходится изучать много материалов по текущим проектам, нефтяным месторождениям, добыче, ездить в командировки, а потом анализировать всю информацию и делать прогнозы.

Мне нравится работа. Нравится, что очень большая нагрузка. Некогда вспоминать Стаса и страдать. Начальство ко мне тоже хорошо относится, ценит. Правда, до того момента, как у меня не начинает выпирать живот. Тогда я тороплюсь успокоить руководство, что не собираюсь уходить в декрет. Возьму обычный отпуск на две недели, чтобы родить, а потом выйду и продолжу трудиться в том же темпе.

Мама приезжает за два месяца до родов. Помогает обустроить детскую, купить все необходимое для ребенка. В июле я рожаю девочку. Прекрасную светлую и голубоглазую малышку. Я даю ей имя Вероника. Оно есть и в России, и во Франции.

С рождением ребенка становится еще сложнее, несмотря на помощь мамы. Раньше я спала ночью по 5-6 часов, а сейчас и этих часов нет. То колики, то зубки, то просто капризы. К тому же мама настояла на том, чтобы я кормила грудью, а это дополнительные сложности на работе.

Мне приходится сбегать с рабочего места, закрываться в пустой переговорной, сцеживать молоко молокоотсосом, упаковывать баночки в бумажный пакет и передавать курьеру, чтобы он отвез домой. Это нужно делать каждые два-три часа. Из-за того, что значительная часть рабочего времени уходит на сцеживание, мне приходится дополнительно задерживаться в офисе или вовсе брать работу домой.

В какой-то момент я начинаю чувствовать себя роботом. Делаю все на автомате и практически не сплю. Но несмотря на то, что физически мне очень тяжело, я неимоверно счастлива. У меня есть дочь. Мое маленькое чудо, мой ангелочек. Мне катастрофически не хватает времени с ней, и я стараюсь использовать каждую минуту вместе. Мое самое любимое — когда вечером Вероника лежит у меня на груди. Я кормлю ее и любуюсь, целую пухлые щечки, вдыхаю молочный запах.

Время идет, дочка взрослеет, а меня повышают на работе до заместителя начальника отдела. Я работаю все так же много, но уже становится полегче. Прекращаю грудное вскармливание, заканчиваются колики, зубки, плач без причины, и мы наконец-то начинаем спать по ночам.

Чем взрослее становится Вероника, тем сильнее она похожа на Стаса. В младенчестве было особо непонятно, а вот когда дочери исполняется два года я отчетливо вижу в ней черты бывшего жениха. От этого начинает просыпаться старая рана. Увы, она так и не зажила окончательно.

Новая страна, изнуряющая работа, ребенок — ничто не смогло исцелить меня после предательства возлюбленного, ничто не помогло забыть. А Вероника вовсе становится ежедневным напоминанием о сильной любви и сильном предательстве. Я ни в коем случае от этого не люблю дочь меньше, просто неожиданно погружаюсь если не в депрессию, то в глубокую тоску, от которой на стенку лезть хочется. В грудь как будто осиновый кол вогнали — вот так мне больно. Дочка ведь даже в куклы играть не хочет, только в машинки. Потому что ее папа — автогонщик.