Измеритель
Шрифт:
– Нам туда, – он указал на вертикальную лестницу, ведущую на следующий, нижний уровень. Он первым спустился и огляделся вокруг. Коридор был пуст, где-то впереди слышался грохот, мелькали огненные блики и вспышки выстрелов. Не беспокоясь о себе, он побежал вперед, разыскивая дверь, которая ведет в основной зал. Сзади слышался топот десятка ног и сопения в противогазах – отряд не отставал. «Вот она – эта дверь». Он распахнул ее, и в коридор ввалилось прошитое очередью из автомата тело дикаря. Огромный зал очистительный станции, освещенный множеством костров, представлял собой растревоженный муравейник. Всюду носились обезумевшие дикари, грохотали выстрелы. Завидев новую группу атакующих,
Бойцы в защитных комбинезонах и бронежилетах выходили из-за укрытий, сгоняя уцелевших дикарей на небольшую площадку перед бассейном. Бой закончен. Максимыч повертел головой: «А где Еремин и этот… Древнев».
Старика он увидел сразу. Тот стоял на решетке, возле самого провала, и, прижимая к себе одной рукой обнаженную девушку, в другой держал «кедр», тыча стволом ей в бок. На лице жреца блуждала сумасшедшая улыбка. «Неужто он не понимает, что все закончилось»?
К краю бассейна подошел капитан Еремин.
– Все, Древнев. Брось девчонку. Ты окончательно проиграл. Теперь гладиаторских боев не будет. Просто сдайся. Тогда поживешь еще немного.
Максимыч посмотрел на девушку: «Где я мог ее видеть? Точно, в «Кривиче», это родственница тамошнего главы семейства». Он оценил возможность снять старика, не зацепив девчонку. Шансы были полностью нулевыми.
К капитану подошел Васильев, и Еремин, перекинувшись с ним парой фраз, продолжил:
– Древнев, отпусти девку, разве не понимаешь, что, если станет вопрос, чтобы не упустить тебя, мы ее не пожалеем. Не бери грех на душу.
Жрец засмеялся:
– Что вы знаете о грехе? Религия – это игрушка людей, они считают праведностью или грехом то, что им самим удобно. Я сам сочинил свою религию, более того, я сам религия, и в этой своей собственной морали я святой! – он снова засмеялся. – В памяти моего племени я навсегда останусь Великим. И вам с этим ничего не сделать, – он отступил на шаг и остановился на самом краю дыры, ведущей в хлюпающую темноту.
Еремин посмотрел на Васильева:
– По-моему, он просто безумен. До его разума не достучаться.
– Да, я безумен, в вашем понимании. А кто меня сделал таким? Вы мои «родители», – он указал стволом на офицеров, вызвав с десяток щелчков затворами, но сразу перевел «кедр» обратно на девушку. – Вы двадцать лет назад не стали разбираться, кто я… какой я… сразу напали. А теперь вас вдруг стало беспокоить мое душевное состояние, – он снова дико рассмеялся. – Я нормальней вас всех. Я ушел от вас тогда, уйду и сейчас. И уж точно моя жизнь не зависит от вас.
С этими словами он сделал шаг назад и исчез в яме. Девушка, потеряв опору, неуклюже взмахнула руками и провалилась вслед за ним.
* * *
Он опять обошел их – все равно уйдет, оставив лишь память о себе. Дикари верили в сказку про духа старого мира, но он-то знает, что Великий Дух – это он сам. Ему не надо бояться монстра, живущего в бассейне, потому что он сам его создал. Он его выдумал и заставил других поверить в его существование. Он сам и есть этот монстр. Сзади барахталась в грязной жиже девчонка. Он даже не посмотрел на нее. Зачем она ему, она сделала свою работу, сослужила свою службу. Сделала ее хорошо. Поработала щитом, который прочнее титана. Как и Стас Приступа в свое время, как и его племя. Теперь, когда щит не нужен, очередь за ним. Надо просто уйти и начать все сначала. Ему не привыкать, он уже так же начинал… и не раз. Он вошел в широкую трубу. За его спиной стонала и просила помощи «сломанная игрушка».
Труба плавно уходила влево, и, показалось ему или нет, впереди появилось слабое голубоватое свечение. Сверху он никогда не замечал в бассейне ничего подобного. Древнев замедлил шаг, пытаясь заглянуть за изгиб трубы.
* * *
– Твою же мать! – Максимыч обвязал вокруг пояса конец веревки, свисающей с потолка, и, крикнув за спину: «Держите!» – прыгнул вслед за скрывшейся внизу девушкой. Сильный рывок под диафрагмой выбил воздух из легких, но это говорило о том, что кто-то его все-таки удержал. Он завис в метре от черной вонючей жижи, а под ним копошилось грязное тело девчонки.
– Ниже опустите, – его послушно опустили ниже, и он с чавкающим звуком плюхнулся в вязкую массу. Круглый бассейн скудно освещался сквозь решетку. Из всех четырех его сторон выходили широкие трубы. «Как узнать, куда пошел этот придурок?» Максим поднял девушку.
– Куда он пошел? – она непонимающе уставилась на сталкера. – Старик куда ушел? – Она лишь покачала головой. «Вот и разберись тут: или она не понимает вопрос, или не знает, куда он ушел».
Громкий крик заставил Максимыча развернуться. Из левой трубы, громко вопя, приближалась фигура, хорошо различимая на фоне голубоватого свечения за ее спиной. Это был Древнев. Он бежал так, что было ясно: то, что его преследует, не просто страшное… Нет, оно сам ужас во плоти. И старик бежал… Бежал из последних сил, с трудом переставляя ноги, выдергивая их из липкой жижи, судорожно оглядываясь, забыв про болтающийся на поясе автомат, про то, что он Великий, про то, что счастливчик, – забыв про все. Голубоватое светящееся щупальце перехлестнуло через горло, и крик, захлебнувшись, превратился в хрип. Еще два щупальца обвились вокруг тела и ног. И поволокли упирающегося старика вглубь трубы.
Максимыч обхватил девчонку вокруг талии и, что было сил, заорал:
– Тяните вверх… Быстрее! – из трубы в бассейн уже тянулись новые щупальца монстра, кончик каждого, излучая то самое голубоватое свечение, ощупывал черную грязь впереди себя. Покрытые слизью, они копошились в жиже на полу, и грязь соскальзывала с них.
Наконец-то их начали поднимать. Эти три-четыре метра показались Максимычу просто бесконечными. Святящиеся отростки уже обшаривали дно бассейна под его ногами, а он, как в замедленной съемке, еле-еле поднимался к решетке, боясь упустить выскальзывающую из рук девушку. Затрещали автоматы, но пули вязли в этой гидре, не причиняя ей заметного вреда. Она даже не обращала внимания на впивающиеся в тело пули и продолжала деловито ощупывать бассейн в поисках угощений, к которым так привыкла.
Сильные руки подхватили их двоих и вытащили наверх. Ноги Максимыча подкашивались, и казалось, что тело на поясе кто-то перепилил ржавой, тупой пилой, руки тряслись в безумном танце. Такого ужаса он не испытывал даже на Чертовом мосту. Какие там ящеры – милые зверушки. Он огляделся. Согнанные в кучу дикари не отрывали взгляда от вылезшего из их ада человека. Это единственный, кого отпустил Великий Дух. Они готовы были пойти за ним на край света. Жрец померк в их глазах.
Девушку завернули в какую-то шкуру и увели к машинам, среди засранцев нашли еще двух женщин из «Кривича» и тоже отправили наверх. Остальные десятка три оборванных, уродливых аборигенов сидели с опущенными головами: с десяток мужчин, а остальные женщины и дети. Племя уродцев. Максимыч подошел к кучно сидящим дикарям. Те, разглядев, кто к ним подходит, пали ниц, не смея поднять глаза на сталкера. Сзади подошел Еремин. Максимыч указал на остатки племени: