Изнанка мира

Калашников Тимофей

Здесь их и застал один из телохранителей Сомова. Он недолго выискивал кого-то среди многочисленных посетителей и, заметив Кирилла, немедленно подошел к нему.

— Ты Зорин?

— А тебе зачем?

— Слышь, парень, мозг мне не компостируй, а? — набычился верзила; чувствовалось, что он едва сдерживается от того, чтобы получить интересующие его сведения более привычными средствами. Например, при помощи удара кулаком в нос или ногой — в область почек. — Ты Зорин? Да или нет?

— Ну, я, и чё? — сдался Кирилл.

— Через плечо!

Телеграмма, ёпт! — «сомовец» скривил физиономию в презрительной ухмылке. — Получи и распишись… Умник, мля!

Он передал адресату запечатанный конверт без надписей и опознавательных знаков, но уходить не спешил.

— Чё вытаращился? Маляву прочитал, ответ дал, все просто…

— Так ты ответа ждешь… почтальон? — проговорил Кирилл, возвращая ухмылку. Он неторопливо вскрыл конверт, из которого выпал сложенный вчетверо листок серой бумаги. — Что тут у нас?

«Двухсотый метр. Таганско-Курский перегон. Сегодня, 3 часа ночи». Под неровными, прыгающими строчками крупные, но так же криво начертанные инициалы «Ф. С.».

— Вот оно что… — смысл написанного дошел до Зорина не сразу, но когда он наконец разобрался, то мгновенно изменился в лице.

Зорин передал записку напряженно ожидавшему Анатолию. Тот оказался догадливей, и выматерился практически сразу же:

— Шустрый, засранец! Когда только выследить успел…

— Так что передать… Вольфу? — эмоциональная реакция адресата и его спутника не произвела на телохранителя никакого впечатления. Он был явно не в курсе происходящего и не горел желанием во что-либо вникать.

— Вольфу передай, что хочешь, — побледнев, медленно проговорил Зорин. — А Сомову… — намеренно игнорируя «псевдоним», он четко выговорил фамилию врага. — Сомову передай, что мы договорились…

* * *

В последний раз Анатолий Лыков видел, как обрабатывает шипы на боевой «варежке» секундант Пети. Осторожность, внимание и знание нескольких важных нюансов, вот и весь секрет мастерства.

Теперь, — о, ирония судьбы! — он обрабатывал перчатки для Сомова. Хотя первоначально собирался заняться амуницией Кирилла, однако упертый юноша заявил, что свои «варежки» подготовит сам, и ни на какие уговоры не поддавался.

— Не нравится мне твой яд, — Лыков, в свою очередь, контролировал работу подмастерья. — Сдается, втюхали тебе разбодяженную смесь. Погляди, в моем флаконе здесь и цвет насыщенней, и сама жидкость гуще.

В ответ Кирилл сперва называл его параноиком, а затем и вовсе перестал реагировать на все внушения относительно обмена скляночками.

— Упрямый, хуже осла! — наконец, сдавшись, буркнул Лыков; в ответ Зорин оскалил зубы:

— А кто такой осел, Анатолий Тимофеевич?

Впрочем, Лыков не сомневался, что молодой человек прекрасно знаком с наверняка вымершим животным, которое стало прародителем всего зоринского племени, о чем он честно Кириллу

и заявил.

Больше они не разговаривали, молча занимаясь обработкой перчаток и лишь иногда перекидываясь короткими фразами, да и то — исключительно по делу. Все правильные и нужные слова давно были сказаны, оставалось только принять глупое и неизбежное.

— Поспишь пару часиков? — когда все сборы подошли к концу, Лыков проявил некоторое подобие участия.

— Может, и стоило бы, но — не усну, — признался Кирилл.

Выглядел паренек плохо: бледный, усталый, в глазах чёрт-те что: то ли тоска, то ли глубокая думка.

«Страшный боксер-убийца, блин! — Анатолий чертыхался уже по привычке, больше от безнадеги, чем от злости. — Каково это: самого себя обречь на смерть? Да еще такую лютую…»

— А я попытаюсь, тяжко старику без сна. Хотя бы минут двадцать подремлю, как Штирлиц.

Кирилл ничего не слышал о героическом разведчике из далекого прошлого, но своего секунданта пожалел и дал ему выспаться по-человечески, разбудив лишь за полчаса до назначенного Сомовым времени.

— Пора, Анатолий Тимофеевич, собирайтесь…

* * *

Через блокпост запоздалых путников пропустили без лишних разговоров и ненужных расспросов. Сонный дозорный лишь пробурчал себе под нос: «Что ж вам всем сегодня не спится, окаянные!» и вяло махнул рукой — идите, мол, куда хотите.

— Киря, ты слышал, что там бухтел караульный?

— Слышал. Думаете, Сомовы до нас прошли?

— Сомов и его секундант, — зачем-то поправил его Анатолий, а потом и сам поправился: — Вернее, секундантка…

Сухой туннель, освещенный, насколько хватало взгляда, неяркими, но регулярно развешанными лампочками, вполне разгонявшими темноту, давал чувство спокойствия и безопасности. Пару раз они проходили ответвления служебных коридоров, в которых, впрочем, света не было.

— Рановато они, — Зорин нахмурился, поправляя обломок трубы, заткнутый за пояс. — Тоже, видать, не спится.

— Эх, Кирюша, Кирюша! Сомову-то чего дергаться и переживать? Вот увидишь, вражина будет спокоен, как бронепоезд.

Лыков ошибся. Сомова можно было назвать каким угодно, но только не спокойным. Когда они достигли оговоренного двухсотого метра таганско-курского перегона, то застали своего врага мертвецки пьяным. Похоже, Федор и не думал просыхать с момента своего возвращения на Таганскую.

— Кого я вижу! — нынешний лидер Партии Севера ветки лежал прямо на шпалах, положив голову на рельс и раскинув руки, словно обнимая все метро. Заметив приближающихся, он попытался встать, оттолкнувшись от пола, но поднять свое немаленькое тело так и не смог. — Иришка, милая, помоги! Мне нужно про… поприветствовать дорогих гостей!

Пока Ирина, выглядевшая, в отличие от законного супруга, совершенно трезвой и лишь немного помятой, подставляла тому свое хрупкое плечо, Сомов не переставал изливать излишне громогласную радость: