Изнанка миров
Шрифт:
Близился конец триместра, и мои студенты из кожи вон лезли, доказывая глубину и широту своих познаний об иных мирах единственным доступным им способом — болтовней. Из всех умений в Тартессе превыше всего почиталось искусство красиво говорить. Слова здесь ценились гораздо выше поступков, и абсолютно не важно было, что человек делал и как жил, если он умел грамотно и связно излагать свои мысли — даже если мысли эти были банальны и пусты, как желуди.
— И всегда, будь то реинкарнация или рай и ад, речь идет о бессмертии души! — с жаром доказывала Гелика. — Любая религия отвергает мысль о вечном существовании
— Не знаю, не знаю… — рассеянно пробормотал я, и диспут мгновенно утих. — Душа — материя тонкая, она изнашивается первой. А вот тело, оно покрепче будет…
Гелика испуганно захлопала глазами. Чем-то она напоминала Ребекку из Гиннома — и внешностью своей, и умом, который при всей своей остроте от рождения был ограничен рамками одного мира и оттого с трудом воспринимал иные точки зрения на привычные вопросы.
— Как это? — переспросила она.
— А вы представьте себе человека, чья душа давно умерла, а тело продолжает странствовать между мирами. Человека, который сменил так много миров, оставляя в каждом частицу себя, и так много имен, что забыл, кто он на самом деле. Человека, которому нет места ни в одном из миров, и он вынужден скитаться вечно…
— Какой ужас… — воскликнула Левкофея, пухленькая экзальтированная блондинка. — Это же вечность, наполненная страданием!
— С какой стати? — возразил Хрисаор. — Страдает душа, а ее-то он уже потерял!
— Но… я никогда не слышала такой легенды, — робко сказала Гелика. — Из какого она мира, господин Агасфер?
— Это апокриф, — сказал я, поднимаясь с травы и отряхивая брюки. — Я расскажу о нем на лекциях в следующем триместре. А на сегодня диспут окончен, оценки вы сможете узнать завтра у моей секретарши…
Кампус Тартесского университета занимал почти шесть гектаров земли, на которых размещались старинные учебные корпуса, помпезные актовые залы, музеи и выставки, огромные трапезные и крошечные кафе, дворики с фонтанами и уютные маленькие общежития, библиотеки и спортивные площадки, крытые бассейны, дубовые рощи с ручными белками, зеленые лужайки, голубые водоемы с горбатыми мостиками и тенистые аллеи, усеянные сейчас опавшей листвой.
По такой вот аллейке, где ветви каштанов смыкались над головой, образуя золотисто-багряный туннель, пронизанный солнечными лучами, я и шагал к колледжу Св. Брендана, засунув руки в карманы брюк и держа портфель под мышкой. Навстречу мне небольшими стайками брели студенты в клубных пиджаках и полосатых галстуках, загребая ногами палую листву. Почти у каждого за ухом был карандаш, а на лице — выражение крайней озабоченности сессией. И каждый из них, а особенно молодые девицы в клетчатых юбках, считали своим долгом раскланяться с моложавым и стройным преподавателем, которому седина в волосах лишь придавала импозантности — как выяснилось из случайно подслушанного мною разговора двух студенток…
Мой курс лекций пользовался небывалой популярностью в университете, и дело, видимо, было не только в моей внешности. Никто из этих детишек никогда не покидал (и даже не собирался покинуть) родной Тартесс; тем не менее, они повально записывались на мой курс по культуре и обычаям иных миров, утверждая, что такие знания им просто необходимы для расширения кругозора.
Колледж Св. Брендана был красивым двухэтажным зданием из красного кирпича, с высокими сводчатыми окнами и портиком с дорической колоннадой, увитой диким виноградом. На фризе портика был барельеф, изображавший легендарного странника в утлой лодчонке, а прямо над ним были окна моего кабинета.
По скрипучей лестнице я поднялся на второй этаж, вдыхая запахи мела и какао, миновал стеклянный стенд с кирасой и шлемом монсальватского рыцаря, вытащил из портфеля связку ключей и с удивлением обнаружил, что дверь моего кабинета не заперта. Внутри меня поджидал Евгаммон, заместитель декана.
— Прошу простить за вторжение, господин Агасфер, — робко сказал он, — но ваша секретарша была столь любезна, что позволила мне подождать вас в вашем кабинете…
— Пустое, коллега, — небрежно сказал я, бросая портфель на стол рядом со старинным глобусом и пачками рефератов. — Чем обязан?
Евгаммон застенчиво заулыбался, приглаживая зализанные через лысину редкие волосы. Был он низенького роста, с брюшком, одутловатым лицом и характером скромным, чтобы не сказать — трусливым. Студентов он боялся, как огня, а начальник, декан Ктеат, вселял в него священный ужас, хотя Ктеат был уже пятым деканом за двадцать лет у бессменного заместителя Евгаммона.
— Кхгм-кхгм, — откашлялся Евгаммон и начал торжественным тоном: — Дорогой коллега Агасфер! От имени кафедры изучения истории и культуры иных миров я имею честь поздравить вас с первой годовщиной пребывания в славных стенах Тартесского университета…
— Год? — удивился я. — Целый год? Ну да, я ведь приехал прошлой осенью… С ума сойти…
— И вручить этот… э… скромный подарок, — Евгаммон явно сбился с мысли, засмущался и вспотел. — Желаю, чтобы еще много лет вы бы могли… э… вы бы делились с нами своими уникальными познаниями… уникальными по глубине и… э… по широте.
Евгаммон покраснел, замолчал и, вытащив носовой платок, промокнул мокрый лоб.
— А подарок? — нагло спросил я.
— Ах да! — спохватился Евгаммон.
Он суетливо зашарил по карманам своего коричневого твидового пиджака и выудил небольшой предмет, завернутый в бумагу.
— Вот! — выпалил он, поставив подарок на стол, и буквально выскочил из кабинета, бросив напоследок: — Поздравляю!
Я хмыкнул, открыл портфель, сгреб туда пачки тетрадей, взял подарок, оказавшийся неожиданно увесистым, покрутил его в руках и разорвал обертку.
Внутри был хрустальный шар на деревянной подставке, а в шаре был старинный город. Его узкие улочки и островерхие черепичные крыши были укутаны пушистым белым одеялом. Я встряхнул хрустальный шар, и снежный буран взвился над Нифльхеймом, погребая стылый и мрачный мирок в свирепой круговерти, сквозь которую я на мгновение увидел темную громаду Чертога, извилистую полоску скованной льдом реки, баржу с углем и горбатый мостик над ней…
Секунду-другую я смотрел на рукотворный снегопад, а потом бросил шар в портфель и вышел из кабинета, закрыв за собой дверь.