Изобретатель смерти (сборник)
Шрифт:
– Ускорим процесс, – жестко сказал Гуров и обратился к сотрудникам: – Дамы и господа! Сейчас вы все разойдетесь по своим рабочим местам и будете думать, вспоминать и ломать голову над тем, где могут быть отпечатки пальцев курьера Бориса! И вы не уйдете отсюда до тех пор, пока не предоставите то, что мне надо!
Сотрудники покорно разошлись по разным комнатам, а Гуров, повернувшись к Крячко и Савельеву, спросил:
– Новые материалы есть?
– Есть, но там ничего полезного, кроме списков получивших билеты людей, правда, еще не из всех организаций. Как вы понимаете, к этому рабочая группа никакого отношения не имеет. – Гуров только зубы покрепче сцепил, чтобы не выругаться, а Степан усмехнулся: – Ничего! Вы со Станиславом Васильевичем их так вдохновите,
– Все потом и дома, а то я сейчас сорвусь, – недобрым тоном произнес Лев.
– Между прочим, уже полпятого, а в шесть – время вечерних посиделок. Вам теперь там быть положено – вы же начальство, – неожиданно напомнил Степан.
– Вместо меня там Стас будет отдуваться, а мы с тобой делом займемся. Где тут можно спокойно поговорить?
Они втроем зашли в первый попавшийся кабинет, и Гуров попросил:
– Давайте все, что еще накопали.
– Что касается внешности и привычек Беклемищева, – начал Крячко. – Невысокий, щуплый, глаза и волосы светлые, обычная среднерусская внешность, зацепиться не за что, только вот хромота. Одевался дешево, следил за собой по принципу: чисто, и ладно. Чувствуя себя здесь чужаком, в близкие друзья не набивался, держался особняком, внимание к себе старался не привлекать, о себе ничего не рассказывал, да его и не спрашивали – кому он интересен? Если просили в чем-то помочь, делал, если не тяжело. Большую часть времени проводил в холле. Приходил и уходил вовремя, не опаздывал. По работе придраться не к чему. В последний раз его видели в пятницу. Сотрудники фирмы всем коллективом, как в старые, добрые, советские времена, отправились в Центр развлечений наводить последний лоск. Он поехал туда вместе со всеми на автобусе. А вот разъезжались оттуда вечером кто с кем, кто раньше, кто позже, и никто не может сказать, куда он делся. В понедельник, когда все, сами не зная зачем, пришли к офису, его не было.
– Хорошо, что у тебя, Степан? Ты говорил, что твои ребята что-то нарыли.
– Обследовали они эти очистные, замочек аккуратненько вскрыли, зашли, посмотрели, но потом все снова заперли, – поспешил успокоить его Савельев. – Шатунов был прав, по трубе можно проползти непосредственно в строение недалеко от ограды, где находятся фильтры и прочие механизмы, а уже оттуда выйти на территорию.
– Мокрым как мышь! – возразил Стас.
– Будь у меня ключ от очистных, я бы в пятницу спрятался где-то на территории, потом сделал свое черное дело и ушел через очистные, а мокрым или сухим – уже не важно, – заметил Степан.
– Резонно, – согласился Гуров. – Что по больнице?
– Ребята выяснили, какого числа туда «Скорая» привезла со стройки парня. Поскольку он побывал в воде, паспорт и медицинская страховка намокли, но разобрать, что там написано, было можно. Была большая кровопотеря, и ему делали переливание крови, у него вторая группа, резус положительный.
– Это нам ничего не дает – такая у половины России, – отмахнулся Лев. – Что дальше?
– Наколок на его теле не было. Ребята отксерокопировали его историю болезни, можно будет покопаться. И тут интересный факт – вечером того же дня к нему приехала какая-то женщина лет сорока пяти – пятидесяти, представилась его родственницей. Она привезла ему вещи, продукты, поговорила с ним, с врачами, все выяснила, но больше ее там никто не видел. А на следующий день к нему приходил мужчина, назвавшийся его отцом! Что вполне вероятно, потому что они похожи! Он очень недолго посидел возле Бориса, потом побеседовал с врачом и ушел. Больница маленькая, камера видеонаблюдения допотопная, записи хранятся неделю, так что внешности женщины и мужчины у нас нет. Возникает вопрос: как они узнали, что Борис в больнице, если врачи никому не звонили – он сказал, что не хочет никого волновать, и никаких номеров телефонов никому не давал!
– Борис с этими людьми сам как-то связался, – тут же заявил Стас. – Но раз он побывал в воде, его сотовый сдох, значит, он звонил либо из больницы, либо попросил телефон у кого-то из соседей по палате. Следовательно…
– Уже делается! – заверил его Савельев. – Со стационарного телефона он звонить не мог – ему вставать запретили и он первые два дня пластом лежал, ему костыли только потом выдали. Кто были его соседи по палате, мы выяснили, и люди их уже ищут, кроме того, мы пробиваем их телефонные звонки за первые два дня после поступления Бориса в больницу. А еще медсестер, санитарок, врачей и так далее.
– Врачи «Скорой помощи». Он вполне мог попросить телефон у кого-то из них, – добавил Гуров и по виноватому виду Савельева понял, что их пропустили. – Ничего, наверстаете, с ними будет проще всего. А что с вещами Бориса? Они же были мокрые. Их что, в таком виде сестра-хозяйка в приемном покое в мешок и засунула? Или она их сушила? И вообще, что с ними? Там же брюки рваными должны быть, он в таких и ушел из больницы? Если та женщина ему одежду для больницы принесла, то кто-то мог и верхнюю потом привезти.
– К нему больше никто не приходил, – уверенно заявил Степан.
– Врачи этого могли просто не заметить! Кроме того, в палату тот человек мог не заходить – Борис-то уже сам ходячий был! – начиная раздражаться, сказал Лев. – Где его история болезни?
– Мне ее еще не передали, – пробормотал Савельев.
– Чтобы к вечеру у меня было все! – твердо проговорил Лев. – И еще раз пошли людей в больницу! Толковых! Если у тебя такие есть, – язвительно добавил он. – Пусть там как хотят, так и изворачиваются, но я в подробностях должен знать, что там происходило!
Он немного посидел, глядя в сторону, чтобы успокоиться, затем повернулся к Крячко:
– Стас, ты знаешь, что теперь я руководитель рабочей группы, а ты мой зам? – Тот кивнул с самым заинтересованным видом. – На совещании я только обозначу свое присутствие, а фактически руководить всем будешь ты. Гоняй их в хвост и в гриву, невзирая на личности. Если что-то будет не так, пиши на них рапорта, потому что дело настолько серьезное, что вы даже не можете себе представить.
– Что-то новое появилось? – насторожился Степан.
– Да, и очень неприятное, но, как я уже сказал, об этом потом и дома. А сейчас пиши, Стас, что конкретно нужно сделать.
Крячко огляделся, нашел на столе какие-то бумаги и стал записывать на обратной, чистой стороне листов, а Лев начал перечислять:
– Раз у нас теперь есть все полномочия, еще раз связаться с теми организациями, которые не предоставили нам списки получивших билеты людей. Снять домашний арест с Владыкина – это само собой. Нужно найти рабочих, которые обслуживали очистные, и выяснить у них, не заметили ли они что-то необычное, когда пришли в субботу утром на работу. Найти среди работников Центра тех, кто первым в субботу открыл павильон – не видели ли они там следов чьего-то пребывания. Если это Беклемищев подсоединял сотовые к взрывчатым устройствам, то должен был на что-то вставать.
– Он хромой, у него нога больная, – напомнил Стас.
– За два месяца могла и пройти, а хромоту он симулировал, – возразил Степан.
– Вот именно, – поддержал его Лев. – Высота там, как я помню, небольшая, но и он невысокого роста, так что просто со стола не достал бы. Значит, должен был притащить хотя бы ту же стремянку, отсюда вопрос к электрикам: где они ее держат, в каком состоянии и где оставили, в каком и где нашли. Опросить охрану, дежурившую ночью, – не заметила ли она чего-нибудь необычного. И нужна полная информация от врачей, в каком состоянии находятся пострадавшие в павильоне люди, с кем из них уже можно говорить. Если таковые есть, начать осторожно опрашивать их на предмет наличия смертельных врагов. У тех, с кем говорить еще нельзя, опрашивать семьи, тут уже можно действовать более настойчиво, как и с семьями тех, кто погиб. Главное, сразу озвучить нашу версию – это не теракт, а покушение на убийство, и мы выясняем, кого именно. Они такой мозговой штурм устроят, что все обиды с детсадовских времен вспомнят, ну а мы потом отсеем лишнее.