Шрифт:
Introduction
Гараж.
В одном старом гараже лежали инструменты. Вперемешку – в лохмотьях паутин, многолетней пыли, в глубоком слое ржавчины. В гараже было одно окно, и в него никогда не заглядывало солнце. Ночью гараж наполнялся сияющим светом. Когда шёл дождь, пуская по стенам внутри гаража прерывистые нити воды, то воздух сырел, отчего инструменты ещё сильнее ржавели.
– Когда нас возьмут в руки? – разговаривали между собой пила, молоток и рубанок.
– А тут у нас есть старый топор, который помнит, как строился этот гараж.
– Да, – сказал топор, – без единого гвоздя строился.
– А я себя помню, – вздыхал молоток, – я так ловко гвозди вбивал, что слышно было на всю улицу!
– А я могла целое бревно перепилить, – горевала пила.
В один из бесконечных дней кто-то задал вопрос, повисший в тишине:
– Сколько нам ещё ржаветь?
Другой инструмент добавил:
– Где тот мастер, который вернет нас к работе?
Время шло, но никто в гараже не появлялся. И рады были инструменты дело сделать, и готовы были в него мастерство и умение вложить, но дни проходили мимо.
– Топор, ты из нас самый старый. Что ты молчишь? – зашевелились инструменты, – скажи свое слово!
– Не то важно, что про нас забыли, а важно, что про нас вспомнят! – звякнул топор.
За покосившейся дверью зашуршала сухая трава от быстро приближающихся шагов.
– Неужели дождались? – взвинтились инструменты, – мы так долго терпели и хотели, что можем много и сразу.
В гараж сквозь туман пробился яркий луч надежды мощного фонаря.
«Трах-бах!» – влетела гайка. Вошедшая тень схватила с ближайшей полки сияние и – бегом к выходу, попутно соскребая собой всю паутину со стены. Захлопнула дверь гаража, и след её простыл.
– Вот и всё, – сказали инструменты.
Bridge
– Слышал я от одного валкера – кстати, недавно почившего – что в Изоляции даже предметы заброшенные приобретают сознание.
– Брешешь!
– Не. Он видел и слышал их сам, и вроде в том самом гараже, где влип.
– Ничего себе!
Verse
Город.
Так же, как бизнесмен должен дорасти до своего первого бизнеса, так и писатель должен дорасти до своей первой книги. С ходу империю не построишь, и книгу не напишешь.
Меня спросят: что я делал последние 10 лет? Год назад я бы стал оправдываться, что занимался чем-то полезным, а сейчас скажу, что я шёл к своей первой книге.
Мне нравится выдергивать из общего прошлого интересные сюжеты-зацепки, разжевывать их как жвачку, надувать и хлопать этот пузырь так, чтоб по ушам било и в волосах застревало. Только тогда довольный пипл надумает бежать в ближайший ларёк – подбросить дров в костер потребления.
Именно в поисках новых впечатлений я отправился в запретную территорию – западную часть города Ростов-на-Дону. В Изоляцию – как все её называли, и которая образовалась по причине, пока что неизвестной. Просто в один момент часть города стала непригодна для жизни. Не спасся ни один человек из ее населения, находившейся тогда на пораженной территории. Большинство жителей погибло сразу, а часть превратилась в нечто труднообъяснимое и опасное.
За поход в Изоляцию наказывают два раза: за то, что вошёл, и за то, что вышел.
Долгий подъем в гору по старой брусчатке, вдоль ржавых трамвайных путей, дался мне с напарником весьма тяжело.
– Как бы тебе объяснить… в Изоляцию идут за предметами, валкеры называют их "вымыслами". Хотя это не совсем предметы… это состояние, в котором предмет может существовать только в Изоляции. "Вымыслом" может стать любая забытая вещь, которая здесь лежит долго. Чаще всего, если от такого предмета начинает исходить сияние, то, значит, это и есть "вымысел". Нужно только завладеть этим предметом на время, пока это сияние не перейдет в тебя. После уже предмет становится бесполезен, а возможности "вымысла" нужно донести заказчику.
– И что дают эти "вымыслы"?
– Их нельзя пощупать или как-то физически воздействовать на них. Но одним они дают вечное везение, другим – защиту от болезней и ранений… в общем, можно сказать, что они исполняют желание и всё это без каких-либо последствий… Интересно то, что "вымысел" можно передать другому человеку.
– Это как?
– Трикстер, как бы тебе объяснить… Понимаешь, "вымысел" проявляет себя в виде свечения, которое исходит от предмета, и которое впитывается в руки валкера, а тот, просто прикоснувшись к заказчику, передает возможности "вымысла". Важно лишь в тот момент, когда ты впитываешь в себя "вымысел", случайно ничего не пожелать, чтобы не использовать его без толку… Вот поэтому валкеры в Изоляции не бухают и идут сюда с чистым разумом… А заказчик должен находится рядом с границей запретной территории в условленном месте и переступить границу тогда, когда валкер почти добрался до этого условленного места, где и передаст способность "вымысла" заказчику.
– А как же местная форма жизни?
– Ну, ты загнул! Местная форма. Для блуждающих в Изоляции ты так же чужд, как и они тебе.
– Кто такие блуждающие?
– Да форма же местная, как ты выразился. Полумутанты, полуфантомы, появившиеся из людей и животных после того, как накрыло. Они застряли между мирами – ни там, и не здесь.
– Так, а мы зачем идём?
– Правильно будет спросить: не зачем, а куда… туда, где эти самые "вымыслы" часто себя проявляют… Есть ещё такое место – «гараж» называется. Там эти "вымыслы" рядами на полках лежат, но дойти туда, а еще и выйти живым – шансы нулевые.
Мы шли через частный сектор. Старые саманные дома просели и начали разваливаться. Кирпичные ещё держались. В одном доме пространство между стёклами было заполнено мягкими детскими игрушками, потерявшими от времени свою яркость и полезность.
Я часто вижу в окнах домов запертые между стеклами антропоморфные игрушки. Зачем они там, обреченные на длительное промораживание? Упершиеся плюшевым лбом в холодное стекло и подпертые сзади людским безразличием. Люди таким образом хотят почаще себе напоминать о своей бренной сущности? О неумолимом течении времени? Человекообразные фетиши ничто иное, как детский страх смерти взрослого человека. Будто спрятав их, мы спрячем и мысли о неизбежном. Зачем они там? Эти не моргающие глаза, навсегда замершие на одной точке.