Изумруд раджи (сборник)
Шрифт:
– Ваша очередь, мэм!
И пошел, не слушая возражений. Он, конечно, не знал, кто из них первая, кто последняя, ему было плевать на это, но его решение здесь было последним и неоспоримым.
Джеймс схватил моряка за руку:
– Послушайте, когда же освободится моя палатка?
Старик угрюмо оглядел очередь:
– Через час, может, через полтора, точно не скажу.
И тут Джеймс вдруг увидел, как Грейс и Соупворты входят в воду. Черт их всех побери!
– Нельзя ли мне найти палатку где-нибудь в другом месте? Вон те кабины, кажется, свободны?
– Возможно, – ответил моряк, – но это частные кабины. –
Чувствуя себя обманутым, Джеймс пошел вдоль пляжа. Нет, это уж чересчур! В самом деле чересчур! Проходя мимо ряда кабин, он бросил на них убийственный взгляд. Независимый либерал, он вдруг почувствовал себя социалистом, причем самым красным. «Почему это к услугам богатых всегда есть кабины, где они могут в любое время переодеться, не толкаясь в очереди? – подумал он. – Нет, наше общество насквозь прогнило!»
Из воды донесся женский визг: не иначе как Грейс! Визг заглушил дурацкий рев Клода.
«Черт бы их всех побрал!» – скрипнув зубами, с досадой подумал Джеймс. Он никогда прежде не скрипел зубами, только читал об этом в романах. И вот теперь довелось самому...
Он повернулся спиной к морю, с ненавистью прочитал надписи на кабинах: «Ласточкино гнездо», «Буэна виста», «Мое желание». У обитателей пляжа «Кемптон» была мода давать своим кабинам названия. «Ласточкино гнездо» показалось Джеймсу глупым, «Буэна виста» превосходила его лингвистические познания, но третье название он оценил.
– «Мое желание» – вот как раз кстати!
Другие кабины были тщательно заперты, но дверь в «Мое желание» была чуть приоткрыта. Он быстро оглянулся. В этой части пляжа располагались матери с многочисленными семействами, и они следили только за поведением своих отпрысков. Для аристократии было еще слишком рано.
Он толкнул дверь и вошел, сначала испугавшись своей смелости и увидев развешанные пляжные принадлежности, но потом успокоился. Кабина была разделена на две части. Направо – женский купальник, старая панама и пляжные сандалии; налево – старые серые фланелевые штаны, пуловер и зюйдвестка. Джеймс устроился на «стороне джентльменов» и быстро разделся. Через три минуты он был уже в воде и демонстрировал высокий стиль плавания.
– Ах, это ты! – воскликнула оказавшаяся рядом Грейс. – А я уж думала, что ты простоишь несколько часов в этой очереди!
– Да? Ты так думала?
В книжке говорилось: «Сильный человек должен быть сдержанным в любом случае». Джеймс вспомнил это, и к нему вернулось спокойствие. Шутливо, но твердо он отодвинул в воде Клода, который намеревался учить Грейс плавать.
– Нет-нет, дружище, вы в этом ничего не смыслите. Я сам!
В его тоне сквозила такая уверенность, что Клод, пристыженный, отошел. Температура английских вод не располагает купальщиков к длительному пребыванию в воде, а посему Грейс и девицы Соупворт с посиневшими носами и пощелкивающими зубами выбрались на твердую землю. Снова обреченный на одиночество, Джеймс вернулся в «Мое желание». Он был доволен собой, ибо проявил себя как личность. И как личность напористая.
Он растерся полотенцем, потянулся за своей рубашкой и вдруг замер, похолодев от ужаса: за дверью слышались оживленные девичьи голоса, но то были голоса не Грейс и ее приятельниц. Значит, прибыли хозяйки кабины! Будь Джеймс уже одет, он попытался бы как-то объяснить свое присутствие
– Смотрите, закрыто! – сказала девушка. – А Пег сказал, что открыто.
– Нет, это сказал Уогл.
– Вот дурак! Такая досада, придется идти за ключом!
Шаги удалились. Джеймс облегченно вздохнул и стал лихорадочно напяливать на себя одежду. Через две минуты он вышел на пляж с видом агрессивной невинности. Минут через пятнадцать к нему подошли Грейс с Соупвортами. Утро прошло довольно весело: бросали камешки, рисовали на песке, болтали. Затем Клод взглянул на часы:
– Пора и позавтракать. Мы вернемся чуть попозже.
– Я зверски проголодалась, – объявила Элис Соупворт.
Другие девушки тоже заныли, что и они голодны.
– Пойдешь с нами, Джеймс? – спросила Грейс.
– Похоже, вам не по вкусу то, как я одет. Чтобы вас не смущать, я, пожалуй, воздержусь.
– Ладно. Как хочешь. Тогда до встречи.
Он подавленно смотрел им вслед: «Ах вот как! Откровенно говоря, она перегибает... Слишком!»
И он меланхолично побрел в город. В Кемптон-на-море было два ресторана, оба битком набитые, оба шумные. Утренняя история повторилась: теперь Джеймс должен был отстоять очередь в ресторан. А в последнюю минуту какая-то мегера выхватила у него из-под носа стул. И в довершение ко всему ему пришлось сесть за столик с тремя растрепанными девицами, которые хором обсуждали итальянскую оперу. К счастью, Джеймс не был музыкантом. Засунув руки в карманы, он изучал меню, но делал это без всякого энтузиазма.
«Наверняка ничего путного из еды уже не осталось, – сказал он про себя. – Мне везет сегодня!»
Так и случилось: остались только бобы с бараниной. И Джеймс покорно заказал их. Машинально он сунул руку в карман и нащупал там какой-то камешек. Он достал его, и все его заботы вдруг отошли на второй план: он держал в ладони не обычную гальку, а большой зеленый сверкающий камень. И он не мог отвести от него испуганных глаз: нет, это не может быть изумруд, это, наверное, просто осколок бутылки, отшлифованный морем! Да и изумруд не может быть таким большим!
И вдруг ему вспомнилась фраза из газетной заметки: «Знаменитый изумруд раджи Марапуты величиной с голубиное яйцо...» Неужели это он? Изумруд раджи?
Подошла официантка, и Джеймс нервно сжал камень в кулаке. Мороз пробежал по его спине. Неужели все же изумруд? Джеймс плохо разбирался в камнях, но этот камень так сверкал... Положив локти на стол, Джеймс смотрел на него, не замечая остывающей баранины. В его уме крупными огненными буквами, словно на киноэкране, вырисовывалось слово «полиция». Ему с детства внушали, что человек, нашедший ценную вещь, должен отнести ее в полицию. Так-то оно так, но каким образом эта вещь оказалась в его кармане? Это у него спросят первым делом. Что же он ответит? Он потерянно опустил глаза, и у него возникло странное подозрение. Старые серые фланелевые штаны в той пляжной кабине ничем не отличались от его собственных. Значит, в спешке он влез в чужие штаны, вот и все! Однако зачем столь ценной вещи лежать в кармане старых брюк? Очень странно. Конечно, он мог бы все это объяснить и в полиции...