Изумрудная скрижаль
Шрифт:
Внутри замок напоминал классические образцы подобных сооружений из рыцарских романов. Кованые щиты с гербами на стенах, доспехи по углам, винтовые лестницы, колоссальных размеров люстры… От всего этого веяло средневековой романтикой, но Максимова сейчас занимали совсем другие мысли. Поскорее нагреть комнату, вскипятить воды, сделать для Аниты теплый компресс, поторопить графа с началом лечения. Ему казалось, что жизнь ее держится на тонюсенькой паутинке, которая вот-вот оборвется.
В комнате имелось все, что могло потребоваться для комфортного проживания: мебель, включая нужное количество кроватей, стульев и прочего, столы и столики, рукомойник,
Замку было на вид лет четыреста, если не пятьсот. Понятно, что на протяжении веков он ветшал и его подновляли, так что стены были еще прочны, а деревянные элементы декора не выглядели прогнившими. Но в целом все оставалось таким, каким было при первых его владельцах, – Максимов, например, не обнаружил никаких признаков наличия водопровода, который стал уже обычным явлением во многих городах Европы. То ли граф Ингерас не хотел пускать в свое обиталище рабочих, то ли не решался повреждать почтенное сооружение, пробивая в нем отверстия для труб, то ли вовсе не нуждался в благах цивилизации. Так или иначе, в замке господствовал старинный житейский уклад, и с этим следовало мириться.
– Воды мало, – сообщил Максимов Веронике. – Сходи во двор, набери.
Вероника с опаской покосилась на окно, за которым царила слегка разбавленная лунным блеском темнота, вспомнила о страшном горбуне, но, взглянув на пересохшие губы госпожи, взяла вместительный керамический кувшин и вышла.
Уже на лестнице обругала себя за то, что не захватила свечу. Вне жилых помещений света не было вообще, и идти приходилось на ощупь. Хотела было вернуться, но поняла, что второй раз уже не заставит себя покинуть комнату, где она чувствовала себя в относительной безопасности. Поэтому, шаря свободной рукой по стенам, а второй прижимая к себе кувшин, продолжила путь.
Вот и первый этаж. В тишине слышалось дзеньканье капель – под какую-то прореху была подставлена бадья из луженой немецкой жести. Вероника пересекла гулкую прихожую, сопоставимую по величине с любым дворцовым залом, с усилием приоткрыла входную дверь и выскользнула наружу.
Во дворе было немногим светлее. Луна, как назло, скрылась за облаком, и ее сияние едва просачивалось через дымчатую пелену. Чертыхаясь и в то же время осеняя себя крестным знамением, Вероника приблизилась к колодцу. Поставила кувшин на каменные плиты, стала искать ведро. Оно стояло на краю колодезной чаши, но впотьмах Вероника его не заметила, нечаянно толкнула, и оно с грохотом полетело в отверстый зев колодца. В замкнутом пространстве заметалось эхо, во дворе загудело, как на звоннице, где грянули разом все колокола.
– Чтоб те лопнуть! – проныла Вероника и принялась тянуть цепь, дополнив какофонию новыми нотами.
На шум и гром из замка вышла девушка лет восемнадцати. Обернувшись, Вероника увидела смутные очертания ее фигуры в чем-то похожем на просторный балахон. Сию же минуту в глаза ударил свет – девушка подняла над головой спиртовую лампу. Вероника изобразила на лице виноватую улыбку, стала скороговоркой объяснять, что не замыслила ничего дурного.
Девушка подошла к ней. Движения ее были такими сторожкими, что казалось, будто она готовится к схватке с ядовитой гадиной, однако взгляд ее был устремлен не столько на Веронику, сколько на колодец. Остановившись в двух шагах от чаши, она стала что-то недовольно выговаривать на непонятном языке. На знатную особу она не походила, Вероника решила, что это, скорее всего, кто-то из прислуги графа. Поэтому перестала извиняться и отмахнулась, как от назойливой мухи:
– Да ну тебя! Ничего я такого не сделала. – И продолжила вытягивать цепь с болтающимся на конце наполненным ведром.
Вытянула, перехватила ведро за дужку, поставила на край чаши. Пододвинула ногой кувшин, чтобы сподручнее было перелить в него воду. Незнакомка в балахоне сорвалась на визг, тревожно замахала руками. Пламя в ее коптилке заколыхалось и запрыгало.
– Да что ты полошишься? – недоумевала Вероника. – Воды жалко, что ли?
Наклонила ведро. Оттуда свесился серебристый язык, нырнул в горлышко кувшина, звучно ударился о дно. В стороны полетели мелкие брызги. Девушка ойкнула, взвилась как ужаленная. Спирт из лампы выплеснулся и обжег ей руку.
– Экая ты! – пожурила ее Вероника. – И чего так перепугалась? Дай-ка холодненьким полью…
И прежде чем пострадавшая успела среагировать, Вероника плеснула ей из кувшина на обожженную кисть.
Нечеловеческий вопль огласил не только двор, но и все окрестные дебри. Девушка в балахоне повела себя так, словно ее руку окатили расплавленным оловом: выронила лампу (та каким-то чудом не опрокинулась, упала на донце и продолжала гореть), затанцевала, как от нестерпимой боли, стала неистово тереть тыльную сторону ладони о свой балахон.
Вероника стояла дура дурой, не понимала ничего. Заглянула в кувшин – может, с водой что не так? Сунула туда пальцы, обмакнула, поднесла к глазам, понюхала, полизала. Вода как вода, ключевая, вкусная.
Незнакомка меж тем блажила как заведенная. Вероника поставила кувшин, схватила ее за руку:
– Да что там у тебя? Покажи!
Взглянула и обмерла. На запястье и выше, вплоть до верхних пальцевых фаланг, расползались багровые волдыри.
– Это что? – пролепетала Вероника. – Это ты спиртусом так?
Пострадавшая не отвечала, только всхлипывала. Вероника посмотрела ей в лицо, и стало совсем нехорошо. Девушка плакала, обильные слезы катились из ее глаз и оставляли на щеках красные полосы.
Для впечатлительной Вероники это было уже слишком. Позабыв про кувшин, она подобрала подол и что было духу помчалась к двери.
Ворвалась в замок и понеслась через зал-прихожую, скользя на отполированном полу. В темноте совалась то в один угол, то в другой, тщетно ища лестничный пролет. Внезапно слева мелькнул колеблющийся огонек. Вероника устремилась к нему как к спасительному маяку и увидела спускавшегося по ступенькам старика, который нес витой канделябр с тремя свечами.
– Помогите! – вырвалось у Вероники.
Она даже не задумалась над тем, у кого просит помощи и в чем, собственно, эта помощь должна заключаться.
– Сударыня… – с легким удивлением проскрипел старик на почти правильном русском. – Вы дрожите… Вас кто-то обидел?
Вероника уже собиралась пасть к его ногам, но вовремя обратила внимание на руку, сжимавшую канделябр. Эта рука, покрытая старческими морщинами и выпуклыми нитями вен, была синей! Да-да, совершенно синей, еще и с фиолетовым оттенком. Такого же цвета было и лицо, окаймленное щетинистыми бакенбардами. И хоть глаза старика глядели по-доброму, сочувственно, Веронику сковал животный ужас. Припомнились рассказы барина о том, что где-то в просторах Вселенной живут разумные создания. Может быть, они похожи на земных людей, а может, и нет. Барин говорил, что кожа у них, к примеру, зеленая или синяя…