Известный Алексеев. Т. 6. Избранные стихотворения
Шрифт:
портрет иноземной певицы,
которая еще не приехала в город,
и дата открытия цирка,
который еще не построен.
Тетка в синем переднике
открывает тайны грядущего.
Так зачем же вам машина времени,
скажите на милость?
Говорящая птица
Какая-то птица кричит – пустите!
Пустите!
Пустите!
Пустите!
Пустите!
Куда же
странная птица,
куда ты стремишься?
Но может быть, птица молит – простите?
Простите!
Простите!
Простите!
Простите!
За что же простить тебя,
бедная птица,
что ты натворила?
Иль, может быть, птица велит – грустите?
Грустите!
Грустите!
Грустите!
Грустите!
Зачем же грустить-то,
смешная птица?
Предадимся веселью!
А что, если птица кричит – спасите!
Спасите!
Спасите!
Спасите!
Спасите!
А что, если птице грозит опасность?
Я должен ее спасти.
История о том, как я одолел страшного кентавра и спас юную красавицу
Что я вижу!
Кентавр пристает к девице!
Наглый, грубый, лохматый кентавр
пытается обнять
миловидную, скромную, беззащитную девицу!
Что я делаю?
Я подхожу к кентавру
и говорю ему вежливо:
– Будьте добры,
оставьте в покое эту девушку!
Что делает кентавр?
Он угрожающе подымает копыто
и говорит мне следующее:
– Иди ты в джунгли реки Амазонки,
в снега Земли Франца-Иосифа,
на дно Тускарорской впадины
и на вершину горы Джомолунгма!
Понял?
Что мне остается делать?
Не долго думая,
я щелкаю грубияна по носу
(не очень больно,
только для острастки).
Что происходит с кентавром?
Дико заржав,
он бросает девицу
и обращается в бегство
(стук его копыт
быстро затихает в отдалении).
Что говорит мне юная красавица? —
Вы мой спаситель! —
говорит она
(при этом слезы благодарности
выступают у нее на глазах).
А что говорю я?
– Пустяки! —
говорю я
(и при этом ковыряю землю
носком ботинка).
Каков же вывод
из этой волнующей,
неправдоподобной,
но совершенно подлинной истории?
Вывод прост:
нечего церемониться с кентаврами!
Влюбленные манекены
Вечером
я шел по проспекту.
В освещенной витрине магазина
стояли парень и девушка —
они наряжали елку.
Будто бы наряжяли,
а на самом деле
объяснялись друг другу в любви.
Так мне казалось.
Так, наверное, казалось и всем.
Так оно, конечно, и было на самом деле.
Через день
я снова шел по вечернему проспекту.
В освещенной витрине
по-прежнему стояли парень и девушка,
делая вид, что наряжают елку.
– Сколько же можно выяснять отношения! —
подумал я вслух.
Вокруг меня засмеялись.
– Это же манекены! —
сказали мне. —
Каждый год в конце декабря
их ставят в этой витрине!
Мне стало грустно.
«Каждый год, – думал я, —
каждый год в декабре
эти влюбленные манекены
объясняются друг другу в любви
и никак не могут объясниться!
Каждый год в декабре
все глазеют на них,
и им приходится притворяться,
будто они наряжают
эту дурацкую елку!»
«Куда же ты?..»
Куда же ты?
Туда, в запредельность.
Хочу поглядеть,
что там и как.
Ну и беги в свою запредельность,
коль охота!
Откуда ты?
Оттуда, из запредельности.
Черт знает, что там творится!
Вот видишь!
Посидел бы лучше в кресле
у горящего камина!
Куда же ты опять?
Туда, в неведомое.
Быть может,
тем меня ждут.
Ну и катись в свое неведомое,
ну и катись!
Откуда ты опять?
Оттуда, из неведомого.
Меня там никто не ждал.
Вот то-то!
Посидел бы лучше на бревнышке
в лесу у костра!
Но где же ты теперь?
Здесь, в непостижимом.
Давно собирался
сюда заглянуть.
Гордый
Человек не успел вскочить в автобус,
и ему прищемило ногу дверью.
Автобус тронулся,
и человек поскакал за ним
на одной ноге.
Все кричали:
Конец ознакомительного фрагмента.