Извращенец
Шрифт:
И с самого детства, ещё когда была жива мама, он не любил отца.
Он ещё мальчиком, однажды увидел, как отец занимался любовью с их
молодой домработницей. Потом не раз видел подобные сцены.
А мама любила отца и сильно переживала его измены.
И ушла из жизни она из-за отца.
Не смогла жить с таким деспотом и тираном.
Этого он простить ему не мог.
Отец всегда «был» во власти.
При любом президенте он был «рядом».
Андрей и за это ненавидел его. Потому, что видел то, что не могли и не
должны были видеть другие, слышал то, что не могли и не должны были
слышать другие, и знал то, что не могли и не должны были знать другие.
Видел, как живут они и как живут другие дети из его класса, но
ему говорили, что так должно быть, что папа много работал, для того, чтобы
Андрей ни в чём не нуждался.
Слышал, как отец обсуждал у себя в кабинете или по телефону
«проблемы» государства и что говорил при этом о простых людях и о тех с кем
работал.
А потом начал понимать, что не всё так однозначно в этом мире.
Что есть то, что видят и знают одни, а есть то, что видят и знают другие, и это
знать остальным не положено. Есть две правды и они сильно отличаются друг
от друга, как небо и земля.
И именно тогда Андрей понял, что такая жизнь не для него, но он
не в силах изменить мир вокруг. Тогда он придумал для себя другой мир,
другую реальность. Ту, в которой он мог быть самим собой, а не тем кем
нужно казаться в этой жизни.
В его мире, правда, была правдой. Одной для всех.
И ему было совершенно наплевать на тех, кто его не понимал, потому что он
жил в своей реальности, в своём мире и делал то, что считал в этот момент
важным и нужным.
******
А в это время директор театра, Насонов Геннадий Павлович,
говорил тост. За столом сидело человек тридцать.
Все уже разобрались «по парам». Та актриса с тем, этот актёр с этим.
Рядом с моложавым и «набриолиненым» директором театра
сидел пузатый и лысый чиновник из «минкульта».
Директор театра, с бокалом вина в руке, говорил тост.
– Господа. Я хочу поблагодарить наших уважаемых гостей, за ту неоценимую
помощь, которую они оказывают нашему театру. Благодаря им мы можем
играть спектакли, которые духовно и интеллектуально обогащают наших
горожан. Театр это искусство, которое ничем нельзя заменить! Давайте же
выпьем за наш театр и нас, скромных служителей Мельпомены. За искусство,
господа!
– За вечное искусство!
– За нас, служителей Мельпомены!
Кричали со всех сторон.
Все дружно выпили.
Пока директор театра говорил, чиновник, не стесняясь, гладил его
по заднице. Потом чиновник сам встал и начал что-то говорить про величие
культуры для народа, обращаясь ко всем присутствующим.
Но его уже никто не слушал.
Директор тетра сделал знак рукой, по которому все актёры стали
ублажать «прикреплённых» спонсоров.
Сам директор, расстегнул ремень на брюках чиновника, спустил ему штаны
вместе с трусами и пока тот говорил, припал губами к его крохотному
«мужскому достоинству». Чиновник почувствовал «приятность», но увидеть,
как директор театра это делает, не мог, из-за размеров своего живота. Поэтому
он замолчал, замер, глядя вниз и засопел от удовольствия, поглаживая
директора по голове………..
Приму театра Нелли Геннадиевну Светлову, «имели» двое
сорокалетних близнецов, хозяева местного хлебозавода. Братья были похожи
на волосатых и откормленных «бройлеров». Женщина стояла на коленях у
стола, на матрасе из реквизита, задрав подол платья на спину.
Один «бройлер», входил в неё спереди, а второй сзади.
Нелли Геннадиевна громко стонала, когда они двигались навстречу друг другу
и, широко открывала глаза, когда они одновременно упирались в неё своими
лобками. Судя по стонам, ей было очень приятно, и она уже находилась на
предоргазменном пике………..
В это же время, кавказец, директор местного рынка, наслаждался
минетом пышнотелой актрисы Надежды Петровны, а её мужа, Николая
Ивановича, глубоко проникал председатель ЗАО «Агромаш».
При этом супруги сладко стонали и иногда поглядывали друг на друга с явным
интересом………….
Депутатша городского совета Краснова, сидела в кресле, широко
раздвинув свои толстые ляжки. Перед ней на коленях стояла молоденькая
актриса второго плана Шацкая и старательно вылизывала её промежность.
Краснова громко стонала, направляя голову Шацкой в «нужные» места, а её
муж и по совместительству, тоже депутат, резко «имел» актрису сзади, отчего
голова девушки упиралась в его жену, доставляя той дополнительное
удовольствие. Огромные груди депутатши содрогались как бескрайнее
море…….
Остальные актёры тоже не «простаивали».
Кто работал ртом, кто другими частями тела.
Но делали они это с явным удовольствием.
Потому что неудовлетворённый спонсор, это немедленное увольнение из
театра. И актёры старались……….