"К барьеру!"_2009_N 2

Газета "Своими Именами"

«Алёнушка, сестрица моя! Выплынь, выплынь на бережок. Огни горят горючие, котлы кипят кипучие, ножи точат булатные, хотят меня зарезать!»

Она ему отвечает:

«Иванушка-братец!

Тяжёл камень ко дну тянет, шелкова трава на руках свилась, желты пески на груди легли!»…

Такая вот грустная история. А теперь — о её скрытом смысле.

В теории сказочного фольклора содержание любой конкретной сказки рассматривается как имеющее не только текстовый, но и метатекстовый, воплощённый в неких универсальных смыслопорождающих структурах уровень. Природа этого метатекстового уровня далеко ещё не ясна, чем создаются широкие возможности для разного рода интерпретаций. В частности, возможна и такая интерпретация: культура, в отличие от чисто биологического, животного способа существования, всегда — бремя, труд и работа над собой. Вот почему идущему по жизни путём культуры всегда намного тяжелее, чем тому, кто привык удовлетворять жажду своих потребностей где попало и чем попало. И вот почему русскому коллективному Иванушке даётся предупреждение:

НЕ ПЕЙ, ИВАНУШКА, ТАМ, ГДЕ СКОТЫ НАСЛЕДИЛИ, — САМ СКОТОМ СТАНЕШЬ!

Кто его предупреждает? Конечно же, собственный культурный инстинкт коллективного Иванушки, голос души его народа, голос, идущий из глубины веков духовной традиции. И когда Иванушка перестаёт прислушиваться к этому голосу, то приговор вступает в силу немедленно: и в отношении его сестрицы-души, и в отношении его самого.

А вот что касается глубинно-пророческой сущности нашей сказки, то она окончательно прояснилась только в самое последнее время — благодаря стараниям популярного эстрадного хохмача Я. Арлазорова. Весной 2003 года можно было увидеть в телевизионной программе, как этот любимец публики выступил в роли искусствоведа. Комментируя образ Алёнушки, воплощённый в одноимённом полотне художника В. Васнецова, он разъяснил его так: «Вы думаете, почему она босиком и глаза, как у обкуренной? Да потому что брат — козёл».

Ничего не скажешь: наследил, накопытил… Мутная, дурно пахнущая жидкость из этих «копыт» сочится уже — «спасибо» телеящику — по всей России. В мае 2005 года довелось увидеть очередную программу «Кривого зеркала», где одна из «новорусских бабок» рассказывает сказку: «Жили-были сестрица Алёнушка и братец Иванушка. Братец, как известно, козлом стал (бурный смех публики). А Алёнушку печка откормила пирогами, рожа стала во какая» (бурный смех публики). И на ту же тему в июне 2005 года в передаче «Аншлаг» поизгалялся один из пародистов-дебютантов; имитируя питьё чего-то из ложечки, он под радостное ржанье публики приговаривал: «Не пей, козлёночком станешь!»

Что ж, каждый имеет право на свой собственный выбор: кому-то, говоря словами евангелия от Иоанна, — «источник воды живой», а кому-то — грязная жижа из козлиного копыта. Тем более что во втором случае преображение происходит ничуть не менее впечатляющее, чем в первом. Ведь если публика получает искреннее удовольствие от поношения символов своей (вроде бы) культуры, если она хохочет и аплодирует при этом поношении — то иначе как чудом преображения это не назовёшь: на глазах всех нормальных людей она вдруг начинает приобретать явственно зримые признаки козлиного стада.

Первая часть сказки, таким образом, уже претворилась в жизнь. И, похоже, полным ходом идёт претворение в жизнь её второй части. Имею в виду принятие глобального управленческого решения: козлов — резать (а иначе как объяснить нашу сегодняшнюю демографическую катастрофу?).

В сказке, впрочем, конец оптимистичен: там от ведьмы удаётся избавиться. Вспомним ещё раз, как это происходит: в отсутствие царя (т. е. в момент резкого ослабления государственной власти) Алёнушка (культурная традиция народа) подменяется ведьмой (бесовским шабашем в культуре). Возвратившийся царь не замечает подмены, — что указывает на ненастоящесть, декорационность государственной власти. Но и он ощущает какую-то неудовлетворённость и беспокойство, причина которых ему самому до конца не ясна. Возможно, царя на бессознательном уровне преследует чувство вины перед козлёнком Иванушкой (перед оскотиненной по его вине частью народа), и он начинает более внимательно присматриваться к происходящему: зачем это козлёнок бегает к реке и с кем это он там разговаривает? А, подслушав диалог брата и сестры и осознав, наконец, степень и глубину катастрофы, он обретает волю к власти: спасает Алёнушку и казнит ведьму. Козлёнок, разумеется, снова превращается в Иванушку.

Но мы-то находимся не в сказке, а в суровых буднях сегодняшней России. Удастся ли вернуть человеческий облик нашим козлам (разумеется, не всем, а лишь тем, кто пока ещё не безнадёжен)?

Если говорить о шансах, то, с одной стороны, ситуация не нова: ещё в конце 20-х — начале 30-х годов XX века наблюдалось аналогичное нынешнему глумление над символами и образами русской народной культуры (вспомним хотя бы опус Демьяна Бедного «Три богатыря»). Чем это глумление закончилось — известно, очень многими разнообразными последствиями и в их числе — пиком внимания и уважения к фольклорной, да и ко всей последующей русской классической культуре. Пик этот пришёлся, как известно, на середину только что закончившегося столетия.

С другой стороны, мы вступили сегодня в эпоху «копирайта», то есть в эпоху защиты авторских прав на интеллектуальную собственность. Вроде бы хорошо: теперь любой автор имеет юридическое право на защиту своих творений от бесцеремонного с ними обращения. Но вот беда: подавляющая часть истории человеческой культуры приходится на «докопирайтовскую» эпоху и все созданные человечеством за этот отрезок истории культурные ценности оказываются юридически незащищёнными. А это значит, что любая бездарь и любой подонок имеют полное юридическое право исказить, оболгать и опошлить абсолютно всё, что не защищено знаком «копирайта». Что и происходит: всем известно, как вольно обращаются современные любители театрально-музыкального, литературного и художественно-живописного «самовыражения» со всем тем, что составляет почву и смысл культуры народа, его гордость и славу, его систему нравственных координат, его «кладовую архетипов». Напомню, кстати, что и Я. Арлазоров прошёлся не только по «Алёнушке» В. Васнецова, но и по «Боярыне Морозовой» В. Сурикова («боярыня в цепях — этот секс не для меня»), и по картинам М. Врубеля («Врубель — рубель» и прочая тому подобная пошлятина).

Как защитить себя, своих детей и свою культуру от всей этой мерзости и от её главного очага распространения — эстрадно-хохмаческой шоблы? Наиболее действенным представляется такой способ защиты: должна быть выработана юридическая формула, защищающая по всей строгости закона «незакопирайтированное» культурное наследие народа от глумления над ним, от его поношения и опошления. Может быть, нужно создать «право коллективной собственности на культурное наследие народа» с применением очень высоких санкций за нарушение такого права. А, может быть, нужно приравнять статус объектов этого наследия к статусу государственных символов — опять же с исключительно высокими штрафными санкциями против тех, кто этот статус попытается принизить. Возможны и другие варианты, для обсуждения которых неплохо было бы привлечь самые широкие слои общественности, неравнодушной к вопросам национального и духовно-нравственного достоинства.

В общем, ситуация пока обратима. И если не сидеть сложа руки, то, глядишь, не только самых безнадёжных скотов заставим остерегаться оскорблять наши святыни и ценности, но и небезнадёжным вернём человеческий облик — путем повышения их культурного уровня и привития им самоуважения.

Сергей ГОРЮНКОВ

ПРОЦЕНТ

…Cовременная модель капитализма, возможность для нее появилась в XVI веке, и капитализм появился и развивался по миру именно из Западной Европы, когда в результате золотого кризиса в ней была разрушена система денежного обращения. На это наложилось изменение климата, так называемый малый ледниковый период. В результате довольно значительная часть континента попала в ситуацию, в которой ей надо было выживать любой ценой. Для того чтобы это сделать, нужно было найти источники. Источники нашлись в виде богатств католических монастырей. И для того чтобы их раскулачить, произошла реформация. Это все закончилось религиозными войнами, достаточно сложными пертурбациями. Но в результате по итогам была радикально изменена базовая ценностная модель, которая существовала в Европе больше тысячи лет. А именно, был снят запрет на ссудный процент. Вообще говоря, ростовщичество, конечно же, существовало в Европе, и до того оно существовало и в Римской империи, и так далее. Хотя в христианстве, как и в исламе, оно категорически запрещено.

Однако запрет, как водится, был не совсем абсолютным. И в христианской Европе были такие государства, как Генуя, Венеция, Ганзейский союз, которые использовали ссудный процент. Однако использовали они его скорее как страховые взносы, поскольку это были торговые республики. А вот в производстве — была цеховая организация с жестким ограничением объемов производства, количества производства, технологии производства и так далее.

В XVI веке запрет был снят, и к концу XVIII века была создана современная капиталистическая модель, которую мы теперь называем моделью научно-технического прогресса, суть которой состоит в том, что в кредит разрабатываются новые научные исследования, как он называется сейчас НИОКРы, научно-исследовательские опытно-конструкторские разработки. В кредит создается массовое производство. И потом за счет продажи кредиты возвращаются. Во всех экономических учебниках написано, что если есть 2 абсолютно одинаковые фирмы, и одна развивается за счет собственных средств, а другая за счет кредита, то та, которая развивается за счет кредита, развивается быстрее. То есть, иными словами, был создан механизм, резко ускоряющий технологическое развитие. И эта модель действовала до недавнего времени. При этом специфика такой модели, которая сформировалась к концу XVIII века, состояла в том, что в качестве инструмента повышения производительности труда использовался механизм разделения труда. А углубление разделения труда автоматически влечет за собой расширение рынка. Соответственно, начиная с конца XVIII века, история человечества с точки зрения экономики представляла собой борьбу все более сокращающихся в количестве и все более расширяющихся по объему нескольких независимых технологических центров, которые между собой конкурировали.