К полюсу!
Шрифт:
Около сорока лет продолжались поиски. Не менее тридцати судов и многие сотни людей принимали в них участие. К сожалению, тайна гибели участников экспедиции Франклина так и не была до конца раскрыта. Документы, вахтенные журналы, дневники до сих пор не обнаружены. Но могилы и незахороненные останки участников экспедиции кое-что прояснили.
«Большая часть трупов, — пишет известный канадский историк и писатель Фарли Моуэт, — была съедена, причем съедена людьми. Многие кости оказались перепиленными, а в черепах зияли отверстия...»
Гибель экспедиции Франклина стала одной из величайших трагедий в истории Арктики. Ужасную, непомерно высокую цену приходилось платить человечеству на пути к Северу. Нередкой причиной гибели был голод. Но далеко не всегда.
Наш современник, французский врач Ален Бомбар, изучавший причины гибели людей, потерпевших кораблекрушение, отмечает, что зачастую эти люди имели в избытке и пищу, и пресную воду. Бомбар пишет: «Жертвы легендарных кораблекрушений, я знаю: вас убило не море, вас убил не голод, вас убила не жажда! Раскачиваясь на волнах под жалобные крики чаек, вы умерли от страха».
Несомненно, страх перед неизвестностью Арктики был еще сильнее, чем страх перед морской стихией. «Не столько холод и тьма сами по себе делают жизнь на дальнем Севере такой тяжелой, — писал Илайша Кейн, дневник которого мы цитируем ниже, — всего больше страшит и смущает людей неизвестность». Многие зимовки в прошлом кончались трагедией: цинга, необъяснимые нервные припадки.
Принято считать, что цинга — этот бич арктических экспедиций — следствие недостатка витаминов. Но ведь северные народы — эскимосы, чукчи, ненцы — питаются в основном тем, что дает им Арктика.
«Можно предположить, что организм человека, попавшего в непривычную, стрессовую ситуацию, просто не усваивает необходимые витамины», — говорят современные ученые...
Экспедиции, посланные на поиски Джона Франклина, сделали важные географические открытия — все побережье Северной Канады и многие острова были впервые нанесены на карту. Наиболее пытливые из пришельцев сумели оценить и усвоить накопленный веками опыт эскимосов. В последующих полярных путешествиях этот опыт во многом оказался решающим.
Одну из американских спасательных экспедиций возглавлял Илайша-Кент Кейн. Путешествия, по возможности самые рискованные, были его страстью. Выдержав в двадцать три года экзамен на звание доктора медицины, Кейн получил должность хирурга при посольстве в Китае. Но оседлая жизнь, пусть и в далекой экзотической стране, не могла его удовлетворить. Кейн, найдя себе такого же одержимого спутника, путешествует пешком по Филиппинским островам. А затем впервые поднимается на вершину вулкана Таал. Более того, по веревке он спускается в кратер вулкана, чтобы взять пробы воздуха, пепла и лавы. Потом — Индия, Египет, Цейлон... В Западной Африке лихорадка чуть было не свела его в могилу, в Мексике он был тяжело ранен.
В 1850—1851 годах Кейн в должности врача участвует в поисках Франклина. А полтора года спустя на бриге «Эдванс» вновь отправляется к берегам Гренландии.
Записки доктора Кейна — один из последних по времени документов уже уходившей безвозвратно в прошлое наивной, жертвенной и героической эпохи.
Путешествия и открытия второй Гринельской экспедиции в северныя полярныя страны для отыскания сэра Джона Франклина, совершенныя в 1853, 1854 и 1855 годах под начальством д-ра Е. К. Кэна. Спб., 1860.
С января месяца время проходило в запасании саней и некоторых других приготовлениях к весенней поездке. Но падеж собак, страшный холод и другие препятствия, неизбежные в этом климате, заставили нас переменить план своих занятий. Единственное наше убежище от холода, каюта, была в это время по необходимости и залою, и гостиной, и кухнею, и мастерскою; теперь в ней шьют сапоги, портняжничают, плотничают; по стенам для сохранения от холода поставлены кадки с пеммиканом, на печке висят одежды из буйволовых кож, углы завалены необходимою рухлядью, При такой холоде езда чрезвычайно затруднительна: санные полозья трещат, двигаясь по снегу, очень похожему на песок. 18 марта утром температура доходила до -40°, и хотя она была для санной езды и неудобна, но мы все-таки задумали попытаться узнать трудность предстоящего путешествия. Восемь человек едва-едва могли сдвинуть сани, на которые была поставлена также и лодка. Причиною этого, без сомнения, было сопротивление снега и узкость полозьев, глубоко врезающихся в снег. Впрочем, по некоторым признакам можно было предполагать, что холод скоро уменьшится. На этом основании я назначил день отъезда на 19-е число. В путь отправилось восемь человек под предводительством Брока.
В течение целого дня с корабля видно было, с каким трудом тащили они сани. В 8 часов вечера я отправился сам и нашел путешественников в пяти милях от корабля; отдав им несколько новых приказаний на завтрашний день и выслушав похвалы саням, которые, по словам Петерсена, двигались медленно только потому, что было слишком холодно, я пожелал им провести ночь спокойно и отправился назад. Возвратись на корабль и разбудив утомленных спутников, я приказал им достать сани с широкими полозьями, приготовить их, нагрузить, перевязать и снабдить бечевами. На этих больших санях устроили навес из паруса, под которым поставили лодку и положили остатки пеммикана. В первом часу утра мы отправились в Сонный лагерь, к востоку, придерживаясь направления скал, рассеянных по берегу. Прибыв на место, мы осторожно отнесли в сторону эскимосские сани, а кладь, бывшую на них, переложили на новые. Эти сани могли тащить пятеро, они шли так легко, как корабль. Наш опыт теперь совершенно удался. Троекратным «ура» разбудив компанию и пожелав им еще раз приятного сна, мы, забрав с собою пустые сани, возвратились на корабль в полной надежде перевезти еще больший запас провианту для нашей поездки.
В этот самый день мы нашли лисицу, окоченевшую от холода; мы ее отогрели; очнувшись, она хотела спастись, но, отбежав, снова попалась в наши руки: шерсть лисицы примерзала от ее собственного дыхания. Я приказал взять ее для нашего обеда. На следующий день мы нашли еще двух лисиц; кажется, никогда они не пришлись более кстати: животные эти были съедены в тот же вечер.
К путешествию мы приготовлялись несколько дней сряду. Повсюду валялись буйволовые кожи, из которых приготовляли плащи и перчатки. К концу мая все было готово, и только останавливало нас ожидание удовлетворительных известий о доставке съестных припасов. Однажды ночью, сидя у огня, услышали мы шум шагов на палубе. Через несколько минут Зонтаг, Ольсен и Петерсен вошли в каюту. Нас поразило не только их неожиданное появление, но еще более их ужасный вид. Лица у них были опухшие, и они едва могли говорить. Они явились на корабль известить нас, что Брок, Вильсон, Бакер и Пьер, утомленные и полуоцепеневшие от холоду, остались на месте стоянки. Положения этой местности несчастные не могли определить точно. Оставшиеся товарищи вверены были попечениям Ирландца Тома. Положение дел, как из этого видно, было весьма плохо. Только это мы и могли узнать из несвязных речей прибывших. С большим трудом, изнемогая от голода и усталости, они едва могли совершить далекий путь; даже направление, по которому шли, было им неизвестно. Я тотчас хотел отправиться с неутомленными еще спутниками подать помощь погибавшим. Всего больше беспокоило меня незнание, где их найти. Ольсен больше других сохранил присутствие духа и потому был взят нами в проводники: но этого проводника пришлось нести на руках! Сам он не мог сделать ни шагу от страшного изнеможения. Не теряя времени, все принялись за работу: одни начали приготовлять кушанье вновь прибывшим, другие занялись санями, уложили палатку и пеммикан. Изнемогшего Ольсена укутали в шубу и обернули его ноги гагачьим пухом и собачьими шкурами. В путь мы снарядились в числе 10 человек. Термометр показывал -43°. В пути мы придерживались знакомых форм гор и особенно одной из них, названной нами Пиннакель. Но после 16-часовой ходьбы мы сбились окончательно с дороги, хотя и знали, что наши несчастные товарищи находятся от нас не дальше чем в сорока милях. Ольсен, утомленный пятидесятичасовою деятельностью, заснул при самом выезде; теперь же он проснулся... Ясно было видно, что он не мог прийти в сознание среди однообразных по цвету и формам гор, которые казались бесконечными. Не было никакой возможности отыскать гибнущих спутников. Желая лучше рассмотреть окрестность, я взобрался на один из зубчатых ледяных утесов и увидел пред собою те же бесконечные, однообразные ледяные пространства. У меня недоставало духу передать это товарищам, потерявшим и без того уже всю бодрость. Вслед за тем разбили палатку, вынули из саней пеммикан и оделили всех по маленькой порции; развязали Ольсена, он мог уже стоять на ногах. Термометр упал до минус 45°. Не было и речи о привале: все очень хорошо сознавали необходимость движения. Все старания обратить лед в воду оставались безуспешными; я жестоко был наказан за желание утолить жажду льдом: язык и губы пристали ко льду, и из них пошла кровь. Но, несмотря на наши стремления отыскать следы несчастных, мы не нашли их. Страх беспрестанной опасности и ледяные горы, меняющие свою форму, заставляли нас все время сходиться вместе; к этому еще присоединились припадки от расстройства нервов и сурового холода. Все это делало совершенно невозможным продолжать наши розыски. Даже у Мак Гарри и Бонзаля, отличавшихся здоровьем и терпеливою натурою, появилось дрожь и спиралось дыхание. Я сам два раза падал в обморок, несмотря на все старания быть примером для других.
Мы шли почти 18 часов без пищи и питья. Вдруг озарила нас надежда. Кому-то показалось, что он напал на след саней. По всей вероятности, это была снежная борозда, обнаженная ветром. Мы все-таки пошли шагом по глубокому снегу; вскоре нам удалось открыть следы ног, мы стали придерживаться их направления, наконец ясно различили маленький американский флаг, развевающийся на одном из пригорков. Это был лагерь наших несчастных товарищей, мы достигли его после 21-часового пути. Маленькая палатка была завалена снегом. Я не из первых подошел к этой палатке, но без меня никто еще туда не входил; все мои спутники стояли безмолвно и убеждали меня войти одному. Я вошел в палатку, ощупью отыскал закутанных в шубы товарищей и не без волнения услышал радостные приветствия несчастных. Первая мысль моя была: «Они меня ждали... Они были уверены, что я приду...»