К свету
Шрифт:
– Нет, ты этого не сделаешь, - категорично сказал землянин.
– И если ты не бросишь пистолет - сейчас же, - это будет последняя ошибка, которую ты когда-либо совершишь.
– И кто ты такой, чтобы думать, что можешь приказывать мне - правителю клана всей Квернской империи - о чем угодно?
– Я капитан Мэйлэчей Дворак, космический десант Планетного союза. И еще я сын Дэвида Дворака, - голос землянина был ледяным.
– Лично я ничего так не хотел бы, как чтобы человек, стоящий у тебя за спиной, выстрелил тебе в затылок. Пожалуйста, дай ему повод.
– Если ты убьешь меня, мои люди убьют тебя и все
– Твоя броня не может быть настолько хороша. И не пытайся меня обмануть! За мной нет никого, кроме моих собственных солдат.
– Моя броня настолько хороша, - сказал Мэйлэчей, - и за тобой кто-то есть.
– Глаза Берке снова открылись, и ему удалось повернуть голову ровно настолько, чтобы увидеть, как бригадный генерал Торино внезапно материализовался в самом углу его поля зрения и приставил дуло своего собственного пистолета к голове Джужира.
Вся боевая рубка замерла, и тихое шипение, с которым поднялось забрало шлема Мэйлэчея Дворака, было шокирующе громким во внезапной абсолютной тишине. Его глаза были жесткими, как лед, голос - еще холоднее, чем на самом деле были глаза, а программа-переводчик с идеальной точностью передавала ледяную угрозу.
– Твой выбор, правитель клана, - сказал он.
– Возможно, ты думаешь, что сможешь убить мистера Берке до того, как бригадный генерал Торино убьет тебя. Лично я не думаю, что у тебя есть хоть какой-то адский шанс, - он улыбнулся.
– Думаю, это зависит от того, насколько удачливым ты себя чувствуешь. Так скажи мне, ты чувствуешь себя удачливым, дерьмак?
XXI
КОРАБЛЬ ФЛОТА ПЛАНЕТНОГО СОЮЗА "ВЭНГАРД",
ОРБИТА САРТА
Дэйв Дворак открыл глаза.
Он не узнал потолок. Очевидно, он снова был на борту "Вэнгарда", но никогда раньше не видел этого конкретного пастельного оттенка и понятия не имел, как он сюда попал. На самом деле, казалось, он вообще мало что помнил.
Краешком сознания он подумал, что это должно его беспокоить, но он чувствовал себя слишком спокойно и слишком роскошно комфортно для чего-то столь грубого, как беспокойство. Он чувствовал ... он подумал, что чувствует себя как человек, проснувшийся после десяти часов крепкого сна. Может быть, даже двенадцати часов.
Он слабо улыбнулся при этой мысли, поднял руки и сильно потянулся, наслаждаясь этим чистым ощущением хорошего самочувствия. Затем он замер, осознав, где находится. Лазарет. Какого черта он делал в медотсеке? Последние двадцать с лишним лет он был здоров как лошадь, благодаря современной медицине, и что?..
– Привет, папи, - произнес мягкий голос, и его голова резко повернулась вправо, когда две тонкие руки поднесли его ладонь к мокрой от слез щеке.
– Моргэйна?
– хрипотца собственного голоса удивила его. Это прозвучало так, словно им давно не пользовались, и он откашлялся.
– Что ... что, черт возьми, произошло, милая?
– Это будет долгая история, папа, - сказала она ему, улыбаясь сквозь слезы.
– Я просто счастлива, что ты здесь и можешь это услышать!
– Но...
– Он замолчал, его замешательство было очевидным, и она снова сжала его руку.
–
– Накачан?
– он моргнул, глядя на нее.
– Да. У тебя было ... папи, у тебя было сильное повреждение нервной системы. Ты неделями находился в регенерационном резервуаре.
– Она загадочно улыбнулась ему.
– Врачи не отпускали тебя, пока нанниты не починили все, что могли.
– И им удалось все починить?
– голос Дворака звучал гораздо спокойнее, чем он предполагал, несомненно, из-за транквилизаторов.
– Нет, - просто ответила она.
– Все твои двигательные навыки, все твои когнитивные способности - они должны быть в порядке. Но у тебя будет значительная потеря памяти.
– О, - он обдумал это и выдавил из себя улыбку.
– Могу ли я выбирать ошибки, которые забываю?
– Боюсь, что нет.
– Ее губы дрогнули, и она крепче прижалась щекой к его ладони.
– Хорошая новость в том, что большая часть этого будет сосредоточена в довольно недавних воспоминаниях, а ты всегда был чертовски навязчивым автором дневников. Таким образом, даже многое из того, что ты не помнишь из первых рук, все равно будет тебе доступно. И у нас есть множество изображений 3D и аудио, к которым ты можешь получить доступ непосредственно через нейронное обучение. Но у тебя все равно останутся дырки, что бы мы ни делали, папа.
– Эй, - он протянул другую руку, чтобы большим пальцем смахнуть слезы с ее глаз, - пока я помню тебя, твою маму, Мэйлэчея и Мейгрид, со мной все в порядке.
– Он улыбнулся и потрепал ее по другой щеке.
– Доверься мне, детка. Пока я помню тебя, со мной все в порядке.
Дэйв Дворак осторожно шагнул в люк, слишком остро ощущая скованность в тех местах, где нанниты все еще восстанавливали его раздробленный позвоночник. Должно было пройти некоторое время, прежде чем...
– Внимание на палубе!
– рявкнула адмирал Франческа Свенсон, и он замер, широко раскрыв глаза, когда все мужчины и женщины в зале брифингов поднялись. Они вытянулись по стойке смирно, повернувшись к нему лицом, и он с трудом сглотнул, когда прошел дальше в зал и подошел к концу огромного стола.
– Пожалуйста, сядьте, - сказал он, но они смотрели на него до тех пор, пока он не опустился на свой стул. Затем послышались шорох и шевеление, когда они последовали его примеру.
– Спасибо за любезность, - сказал он и улыбнулся.
– Боюсь, вы, должно быть, приняли меня за кого-то важного, но я действительно ценю это.
– Не так сильно, как мы все рады видеть вас снова на ногах, мистер госсекретарь. Мы скучали по вам, - просто сказала Свенсон, и Дворак почувствовал, как вспыхнуло его лицо. К счастью...
– И некоторые из нас ценят, что ваша ленивая задница снова поднялась, даже больше, чем другие, - сказал бригадный генерал Роберт Уилсон.
– Особенно те из нас, кому грозила возможность пойти домой и сказать некоей маленькой рыжеволосой девчонке со злобным характером, что мы тебя где-то потеряли.
– У тебя всегда такой дар помещать торжественные события в контекст, - сказал ему Дворак с благодарной улыбкой.
– Верно, слишком верно, - с большой скромностью признал Уилсон, и по залу брифингов пробежала волна смеха.