К свету
Шрифт:
– Наши роли понятны. Как твой муж, я являюсь главой нашей семьи. С таким званием приходит ответственность. Ты - моя ответственность. Твое поведение отражается на мне. Как думаешь, как это выглядит, когда мужчина не может контролировать свою жену? Когда мы говорили наши обеты, ты обещала чтить и повиноваться.
Хотя я не хотела отвечать, невольно моя голова стала еле-еле поворачиваться из стороны в сторону. Если бы он не держал меня за щеки, то даже не заметил бы этого, но он держал, и заметил. С возрастающей громкостью Джейкоб сказал:
–
– Это неважно, - сказала я, мой голос был почти шепотом.
– Неважно?
– Я не хотела качать головой, - соврала я. Я не помнила клятвы, я не могла себе представить, что сказала это. Люди действительно еще говорят обеты?
– Но ты покачала. Ты хотела покачать головой, и теперь ты врешь. Ты понимаешь, что ложь - это грех, не так ли?
Боже мой! Я кивнула, не желая продолжать этот разговор. Сейчас я не хотела никаких разговоров. Я хотела вернуться в то время, где я не говорила, где не говорили мы оба.
– Нет, Сара.
– Он снова заговорил медленно и спокойно.
– Сейчас мы говорим. Ты должна ответить голосом.
– Когда я заколебалась, он добавил, - Ты будешь отвечать словами.
Он это серьезно?
– Я очень устала. Я думаю, что, когда ударилась головой в аварии, это отразилось на моей памяти. События размыты.
– Я снова опустила подбородок.
– Пожалуйста, позволь мне поспать.
– Мне было нужно в туалет, но я не собиралась просить его о помощи. Может быть, Рейчел или Элизабет вернутся, или медсестра, которая приносила обед. Дебра.
– Не сейчас. Ты не ответила на мой вопрос.
– Твой вопрос?
– я не могла вспомнить его вопрос.
– Врешь. Ты помнишь, что такое ложь, не так ли?
– Да, я знаю, что ложь - это грех.
– Что происходит с грешниками?
– Они попадают в ад?
– Это был вопрос?
– он взял меня за руку.
– Если да, тогда грешники после смерти отправляются в ад. Я говорю о том, что происходит с грешниками до того, как они попадают в ад. Я говорю о том, что происходит, когда грешники живы. Ты моя жена, и моя обязанность держать тебя подальше от греха. Как мне это сделать, Сара?
Из-за сухости во рту говорить было трудно. Я действительно не знала, чего он от меня хотел, но на данный момент я бы сказала, что угодно, лишь бы заставить его уйти.
– Джейкоб, мне очень жаль. Я не буду грешить.
– Это большое обещание. Это не твое бремя. А мое. Это моя забота смотреть за тем, чтобы ты жила добродетельной жизнью. Моя забота – исправлять тебя, когда ты совершаешь ошибку. Вот почему я дал тебе пощечину. Это наказание, наказание за неподчинение, исправление твоей вспыльчивости.
Он снова ласкал мою щеку.
– Тебе решать, Сара. Так было всегда. Если ты будешь подчиняться моим правилам и правилам Отца Габриеля, не будет необходимости в наказании. Правила препятствуют тебе совершать грех. Ты же не хочешь быть грешницей, не так ли?
Я покачала головой, не понимая, почему его слова повлияли на меня.
– Нет, не хочу.
Джейкоб поднял конец моей косички, и его тон стал мягче.
– Нам нужно многое обсудить, и ты сказала, что устала, но сначала.
– Он замолчал.
– Сейчас около трех часов дня. Тебе нужно снова сходить в туалет?
Блин. Я ненавидела, что нуждалась в нем или ком-либо другом для таких элементарных потребностей. Я кивнула.
– Сара? Мы говорим, значит скажи.
– Да, да.
Кровать сместилась, когда Джейкоб отпустил мою руку и встал. Его шаги переместились на правую сторону моей кровати. Что-то дернулось, и я поняла, что он возится с моей капельницей.
– Я видел, как их подключать и отключать много раз, - сказал он.
– Но не уверен, что знаю, как они делают это.
– Что-то лязгнуло.
– Здесь тормоз на колесах. Я думаю, что смогу нести тебя и перемещать капельницу одновременно.
Я ожидала его предложения держаться за него, но не знала, как работало ограничение речи. Он скажет мне, когда этот режим будет восстановлен? Вместо того, чтобы говорить, я ждала, пока он откинет одеяло. Холодный воздух напомнил мне о докторе Ньютоне и его осмотре, и меня передернуло.
– Джейкоб?
– Да?
– Могу я сказать тебе кое-что?
Он убрал мои волосы со лба. Повторяющиеся движения начинают напоминать мне, как кто-то гладит собаку или кошку.
– Ты всегда была откровенна со мной.
Всегда? Как давно это было? Я закусила мою нижнюю губу зубами.
– Зачем ты это делаешь? Ты не планировала быть откровенной?
– Нет, я была честна. А то, что касается доктора Ньютона, я не знаю, что должна была сказать.
– Ты хотела поговорить. Должно быть что-то, что ты бы хотела мне сказать.
Я обдумывала свои слова. Наконец я ответила:
– Я не помню его. Вот и все. А должна?
– мой пульс подскочил. Я не помню, доктора Ньютона или кого-то еще, но это не то, что я хотела сказать. Я бы хотела сказать, что доктор Ньютон заставил меня дрожать, что он, или Брат Тимоти, или Сестра Лилит, мне не нравились, но смогу ли я? Я могу быть честной?
Его руки двигались за моей спиной и под ногами.
– Я собираюсь поднять тебя.
Я хотела кивнуть, но передумала и ответила:
– Я готова.
Когда он поднял меня, я вдохнула, сжав зубы. К тому времени, как я выдохнула через боль из-за моего ребра, он заговорил, и его грудь завибрировала его глубоким голосом. Я пропустила часть того, что он сказал.
– . . . в течение многих лет. Я не знаю, почему ты не помнишь его. Какие другие вещи ты не помнишь?
Он опустил меня на пол, и направил мою руку к ручке. Ранее я узнала, что ручка скользит вдоль ванной комнаты, служа поддержкой меня у душа, раковины, туалета.