К своим
Шрифт:
Валера вдруг вскочил:
— Не понял, что? Инвалидом хочешь стать? Ты думаешь, у тебя два сердца? Три? А чем дальше жить-то будешь? На пенсию?
— Да я… — Кабан не ожидал такого бешенства, таких побелевших глаз Валеры. — Ладно, Валер, мы еще повкалываем до пенсии… Заметано?
Валера машинально хлопнул его по ладони, взял пальто и пошел из комнаты.
В переполненном автобусе едут рабочие на комбинат, и среди них мрачный Валера. Доносится отрывок разговора:
— Японцы предложили проект, сам слышал:
— Тоже под колпак?
— Не! Полная автоматизация! На комбинате — ни одного человека, все автоматически.
— А мы?
— А нас — под землю.
— В шахту, что ли?
— Не. Там тоже автоматика.
— А чего мы-то под землей делаем?
— Мы?.. А мы — поддерживаем вечную мерзлоту, понял?!
— Комбинат, — объявляет через динамик голос водителя.
Приметы комбината видны в городе повсюду. И тут, на переговорном пункте, где стекло кабин для видеосвязи, модерновая конторка, электронное табло и даже африканский вид на рекламе «Аэрофлота», предлагающего посетить всего-навсего Гагру, и тут из окон — трубы и дымы, карьер, водосброс ТЭЦ, а разговора ожидают рабочий в каске строителя, водитель в бушлате, и кто-то зычно кричит из кабинки: «Да, устроился! Да, в общежитии! Да, сто восемьдесят, по четвертому. Пока! Пока!».
Валера, дремавший в углу, вздрагивает от слов, сказанных по трансляции: «Москва, видео, четвертая кабина!». Он торопливо прошел в кабину.
На экране телевизора возникло лицо пожилого горца, он беззвучно двигал губами.
— Привет, Валер, это я… — послышался женский голос.
— Девушка, вы что с моим папой сделали? — выкрикнули из соседней кабины.
«Четвертая, нажмите кнопку!» — прозвучало по трансляции.
Валера нажал, горец исчез, и он оказался лицом к лицу с броско одетой молодой женщиной. Рядом с ней — мальчик лет шести… Это тот самый мальчик и та самая женщина из далекого и счастливого сна…
— Вот, теперь папа, а то был не папа.
— Я папу не помню.
— Ну что ты молчишь? Славик, скажи папе: здравствуй. Ты знаешь, сколько одна минута стоит?
— Если ему нравится, пусть молчит, — сказал Валера.
— Здравствуй, — выговорил Славик.
— Теперь оба молчат. Смурные! — вздохнула женщина.
— Это видео, Валентина, тут платят за изображение.
— Скажешь тоже! Кому ж нужен телевизор без звука, правда, Славик?
— Без звука плохо смотреть. Только мультфильмы…
— Ты чего вызывала? Недавно же говорили.
— Соскучилась! — в голосе женщины ирония. — Славик, правда, мы соскучились?
Славик промолчал.
— Молодец, — кивнул Валера. — Никогда не ври.
— Он тебя стесняется.
— Привыкнет. Важно, чтобы ему тебя стесняться не пришлось.
— На что ты намекаешь?
— Не понимаешь? Мы еще пока семья. Нас сын связывает.
— Какая же это семья, Валера? Как дура ждала четыре года. Приехал на две недели, и еще полтора года ждать. Я не за моряка выходила.
— Выходят
— Ну, Валер, ну, я говорила… Но я же не знала, что так долго…
— Что ж, по-твоему, деньги задаром, что ли, дают? Тут работать надо, как и везде. И много работать. Так и передай, кто там болтает про «большие деньги». А что долго, так я тебя звал сюда, вызов оформил.
— Так куда же я с ребенком-то? Ты сам писал: квартира не предвидится…
— Перебилась бы в общежитии…
— А Славик?
— С мамой твоей пожил бы в деревне.
— Нашел сахарное житье! Да и мать так прямо и рвется! Я с ней просто говорить не могу.
— Скажи — не любишь.
— Ой, не знаю, Славик! Честно, никогда не думала, что жить одной так тяжело… Не могу я одна.
— Что ж, семью по боку? Я ведь тоже все бросить тут не могу, вам же со Славкой деньги нужны. Терять полярки…
— Нет уж, теперь не надо… Ой, я не знаю, Валер, есть у нас теперь семья — нет…
— Легкомысленная ты всегда была — не знаю…
— Зачем же обманывать друг дружку, Валер?
— Короче: чтоб никаких «отцов» у Славки не было. Приеду, поговорим.
— Ты скоро собираешься?
— Скоро.
— Ой, Валера, а я ведь на юг собралась!
— А Славка?
— К маме. В деревню.
— Оказывается, можно в деревню, когда тебе на юг приспичило?
— Все ж-таки мать. Куда она денется?
— Короче, будешь вести себя прилично, вышлю все, что обещал и сверх того.
— Хорошо, Валер! Все будет, как ты скажешь.
— И не очень там… на юге-то…
— Валер, я в твою жизнь не вмешиваюсь. Я же не спрашиваю, есть кто у тебя.
— У меня?! Ладно. Что с тобой говорить. Пойди, покури, я с сыном поговорю.
Женщина встала и, нелепо взмахнув рукой, вышла. Остались внимательные глаза сына. И молчание.
— Хочешь, я приеду к тебе? В деревню?
Сын молчал.
— Или хочешь, на юг вместе махнем? Чего молчишь? Хочешь к папке? — это уже шепотом.
«Ваше время кончилось, четвертая кабина, разъединяю!» Экран погас.
Утренний автобус подъезжал к тому месту, где город незаметно переходил в комбинат — улица становилась заводской территорией, жилой дом сменился точно таким же административным, а из-за него уже выглядывал цех, перекрытый арматурным сводом, и в огромный пролет, озаренный сполохами печей, втягивался короткий состав: электровоз, три платформы с ковшами.
В цеху всё — контрасты ветра и покоя, пламени и тьмы, горячего и студеного; ветер со свистом из пролета и горячий выдув пламени из печи, раскаленный металл, остывающий в форме, и косица снежного заноса у штабеля готовых отливок.