К вам идет почтальон
Шрифт:
— Весла-то подыми, — промолвила бабка строго. — Поставь вон там, к стене, пока.
Оставив дверь открытой настежь, она ушла обратно в дом, а Гуляев положил шляпу на перильце и послушно подобрал весла. Потом он взял шляпу, решительно нахлобучил ее и переступил порог.
10
Ну и дела у нас в Курбатовке! Ну и дела! За один день сколько событий! Да я бы не поверил, честно говорю, не поверил, что один день может
А тут — за один день…
И всё-таки, если разобраться, особенно радостного не случилось ничего. Афонин хоть и ушел тогда от дома бабки Парасковьи как побитая собака, но гнев Гуляева пройдет…
Одно хорошо — не отказался Гуляев от своей родни, остался у нас. По сути-то, мужик он неплохой. Вот беда — на должность в Облрыбаксоюзе недавно поставлен, не знает еще, как держаться.
Афонин и пользовался.
Неужели не убедился Гуляев, что он за фрукт, Афонин! Ну как же доверять ему? Нет, ни в чем нельзя! Он и правду-то повернет криво!
Кстати вышло, что Гуляев здесь. Бабка Парасковья удержала его! Всё разрешится при нем и, я надеюсь, в лучшую сторону.
Так думал я, разнося письма. Конечно, не раз мысли мои обращались и к предстоящему походу в Зимние горы.
Домой я возвращался вечером. Солнце уже опустилось в море, вода потемнела, и ветер стал холоднее.
Не подозревал я, что день еще не отдал всего, что имел в запасе. Что еще одна новость стережет меня у моего дома, у самого входа.
— Дядя Евграф, — услышал я.
С завалинки поднялся парень в фуражке, сдвинутой на затылок, и я узнал матроса Алешку. Вот о ком я начисто забыл!
— Здорово, матрос, — сказал я. — Пришел всё-таки!
Оказывается, он еще вчера, с товарищами своими, стал тут на квартире у деда Игната, который карбасы мастерит. А утром был на пристани. Что же ему от меня нужно?
— Я к Зине, дядя Евграф, — ответил он. — Не знаете, когда она будет?
— Ну нет! — крикнул я. — Извини! Кукиш с маслом! Поворачивай, живо поворачивай отсюда!
Хватает нам и двух Алешкиных вдов. Девчонку смущает! Нет, я хоть и не отец, а не позволю! Ишь, проворный какой, уже высмотрел! Нет, не разрешаю! Точка! Распалился я, взял его за плечи и стал подталкивать, а он уперся. Так боролись мы некоторое время, пока я не устал.
— Не допущу всё равно, — молвил я и перевел дух. — Еще вдов кликну. Выцарапают они тебе глаза.
На это он преспокойно ответил, что вдов он видел и они даже здороваться с ним не желают.
— Так и надо, — сказал я. — Девки у нас самостоятельные. Погоди, они еще тебе покажут. А ты, значит, перестроился! Уже и Зина понравилась.
— Понравилась, дядя Евграф, — произнес Алешка, но
— Очень понравилась? — спросил я.
— Ага.
— Ладно. Постой тут, — сказал я и вынес из сеней пилу и топор.
Не говоря ни слова, я подвожу его к тому толстому бревну, что лежит возле дома. Зина отколола от него совсем немного. Да и где ей с ним справиться! Давно я собирался найти напарника да разделать это бревно.
Пеняй на себя, Алешка! Сам напросился! Берись-ка за работу!
Думал я, что он сдрейфит, как увидит такую махину — в три обхвата. И действительно, сперва Алешка оторопел. Потом взял у меня пилу и повернул зубьями кверху.
— Не беспокойся! — сказал я.
Развод в порядке, придраться не к чему. Не зажмет. Был бы пильщик не ленив.
— Давай, дядя Евграф, — тряхнул кудрями Алешка и сбросил куртку.
Мы допилили до половины, и пилу всё-таки зажало. Алешка вытесал клин, загнал его в расщелину, и работа пошла легче. Однако пришлось вбить еще два клина, вот какой матерущий достался ствол!
Отрезали один кругляш, сели передохнуть.
— Ну и хворостина чертова, — бросил Алешка и провел ладонью по мокрому лбу.
— Еще три таких полешка отрежем, — напомнил я. — Колоть сейчас будешь или все сразу?
Он и тут не сробел, однако ответил, что переколет потом, чтобы меня не задерживать.
Неужели Зина не знает про его вдов? Знает, конечно, иначе и быть не может. А он не отстанет от нее, вон какой трудовой энтузиазм показывает! Ох, лучше бы сбежал!
Вообще я люблю, когда хорошо работают. Но тут Алешкино рвение стало раздражать меня.
— Всё чтобы было расколото! — сказал я сурово. — Бегать за девками вы все горазды, а вот…
— Порядок будет, дядя Евграф, — ответил Алешка послушно и швырнул окурок.
— Начали, — говорю я и протягиваю ему пилу. — Намнет тебе холку эта хворостина. Гляди, сучков сколько.
— Ерунда!
«Тьфу, чтоб тебя! — молвил я мысленно. — Настырный какой!» Мы отпилили еще кругляш, немного потоньше. На него хватило двух клиньев. Однако жару он нам задал, и я от усталости прямо свалился на ступеньку.
— Дядя Евграф, — сказал Алешка. — Интересовался я вашим камнем. Пробовал тесать.
У деда Игната, который Алешку на квартиру к себе пустил, точильных камней полон двор. Поэтому слова матроса меня не удивили.
— И удалось? — спрашиваю.
— Нет еще. Против нашего он мягче, а не дается.
— То-то, — бросил я. — Мастер нужен.
— Я в Армении служил, дядя Евграф. В пограничных войсках. Камень есть, туф называется. Из него что хочешь можно высечь, кисть винограда или, предположим, человека.