К восходу солнца
Шрифт:
Одним словом, Зина чувствовала, что, если так плестись все время, их могут настигнуть осенние холода, и тогда пропали все их планы. По глазам, по отдельным осторожным репликам она замечала, что и некоторые бойцы этого боятся, только скрывают свои мысли и от товарищей и от самих себя. Поэтому самое важное сейчас - поправиться, стать на ноги. Тогда и за Светланой можно будет лучше присматривать и за бойцами, а разведку вести так, чтобы двигаться быстро и с меньшими помехами. После тяжелого испытания, которое пришлось пережить на том злосчастном хуторе, все казалось уже нестрашным, росла уверенность, что больше уже никакому злыдню не удастся ее перехитрить.
И вот наступил день, когда Зина после болезни пошла в разведку. Радостным был этот день. Бойцы сидели в густом кустарнике и ждали ее с минуты на минуту. Каждый замечал на себе или на своем друге что-то такое, из-за чего только бы вздыхать и вздыхать. У кого ноги разбиты и ободраны так, что смотреть на них страшно, у кого плечо голое, исполосованное сухими ветками. Однако теперь это почти не угнетало. Все наладится, если Зина взялась за дело, все пойдет хорошо.
Не видно было прежней бодрости только на лице Михала. Он сидел чуть в стороне от группы и молча плел из коры можжевельника лапти. Не очень прочные получались лапти из этой коры, их едва хватало на один хороший переход, но зато всюду в Белоруссии много такого материала, и добывать его не трудно. Можжевельник можно драть все лето. Отчего был невесел Михал, никто не знал, однако товарищи заметили, что уже со вчерашнего дня он поглядывал все больше под ноги, отводил от бойцов хмурое лицо.
Когда вернулась Зина, парень немного повеселел, стал прислушиваться, о чем докладывает она Машкину. Но вскоре опять задумался, и кочедык в его руках стал ходить медленно и неуверенно.
– Хотите, я вам сплету лапотки? - предложил он Зине, когда группа уже собралась идти дальше.
Он умышленно не взглянул на Зинину обувь: ему казалось, что девушка может смутиться, покраснеть.
– Спасибо, - ответила Зина. И в самом деле она немного смутилась, взглянув на свои ноги. - У меня туфли еще крепкие, ничего, что подвязаны веревочкой. Я же сколько дней не ходила.
– Сплету про запас, - объявил Михал. - Вот только остановимся.
В дороге он все время держался около Зины, все пытался что-то сказать, чем-то поделиться с нею. Наконец неловко закряхтел, словно что-то застряло у него в горле, и нерешительно спросил:
– Около той деревни, - вы ее сегодня называли, - около Заболотья, мы недалеко будем проходить?
Зина замедлила шаг, с любопытством посмотрела на парня.
– Совсем близко, - ответила она. - А что?
– Да так, - смущенно произнес Михал.
Несколько минут Зина шла молча, не задавала вопросов, только незаметно поглядывала на парня. Если Михал замечал эти взгляды, то, видимо, очень волновался, ибо в них отражались и сочувствие, и удивление, и даже подозрительность. Кто знает, может, и замечал он все это.
Наконец, когда они немного отстали от группы, Зина сказала:
– Ваша деревня будет приблизительно в километре от нас.
– Откуда вы знаете, что моя? - удивленный неожиданностью, спросил Михал.
– Чувствую, - ответила Зина. - Да и помню наш разговор в первые дни знакомства.
– Да, это моя деревня, - искренне заговорил Михал. - Мое Заболотье! Двое суток уже об этом думаю, ощущаю запах наших лесов, наших болот, но не говорю хлопцам, боюсь, не подумали б чего плохого...
– Немцев в Заболотье нет, - еще сама не зная, для чего она это делает, сообщила Зина.
Михал насторожился, его живые черные глаза взволнованно заблестели.
– Ну и что, если нет? - возбужденно спросил он. - Ну и что? Неужели вы думаете?..
Зина взяла его руку и успокаивающе пожала.
– Я ничего плохого не думаю, - тихо сказала она и невольно прислушалась к своим словам: так ли это в самом деле или нет?
– Мать у меня все время перед глазами, - продолжал Михал. - Кажется, если б можно было хоть на один миг увидеть ее или хоть узнать, жива она или нет... Но я уже решил: не пойду. Пусть хоть что, а не пойду, не задержу хлопцев.
– Проведать надо было бы, - рассудительно проговорила Зина. - Хотите, я скажу Машкину? Он разрешит.
– Не надо, - отказался Михал. - Пошли вперед, вам же дорогу показывать.
Долго боец шел молча, потупив глаза. На узкой лесной дорожке уже стало сумрачно, и тишина воцарилась такая, что казалось, самый осторожный шаг слышен издалека. В такие часы вся группа больше напрягала слух, чем зрение. Михалу хотелось верить, что скоро, как только они поравняются с его деревней, он услышит хоть какие-нибудь звуки, знакомые с детства, незабываемые. Может, кому из соседей понадобится набрать в колодце ведро воды на ночь. Заскрипит журавль, и Михал сразу скажет, чей это журавль. А может, мать как раз выйдет по воду, тогда Михал узнает скрип своего журавля...
Чем ближе подходили к деревне, тем сильнее волновался Михал, тем больше напрягал слух. Однако от деревни не доносилось ничего, словно ее тут и не было. Мрачная тишина вокруг и молчание Михала стали нагонять тоску и на Зину. Проникновенно взглянув на бойца, она опять предложила:
– Давайте я все-таки скажу Машкину. Остановимся тут хоть на час.
– Не надо, я вас прошу, - ответил Михал. - Не хочу я, чтобы хоть одну минуту хлопцы тревожились из-за меня. Хватает тревоги и без этого. А главное, не хочу, чтоб вы тревожились.
– Я не буду тревожиться, - чуть слышно сказала Зина, и в голосе ее прозвучала теперь такая сердечность, что Михал сразу почувствовал ее.
– Я очень хочу, чтоб вы во всем верили мне, - благодарно сказал он. Мне тогда будет легче.
Зина, только для того чтобы изменить разговор, спросила:
– У вас только одна мать и осталась дома?
– Еще сестра была. Моложе меня.
– А больше никого? - Тут у Зины вырвался чисто девичий смешок, но это не обидело Михала. Наоборот, ему даже стало радостно, что за все время знакомства она впервые так заговорила с ним.