К востоку от Эдема
Шрифт:
Самюэл вошел со двора. Он только что умылся, на лице и бороде у него поблескивала вода; переступив порог кухни, он тотчас опустил вниз закатанные рукава синей рубашки. В доме миссис Гамильтон было не принято садиться за стол с закатанными рукавами. Позволить себе такое мог только невежа или человек, пренебрегающий хорошими манерами.
— Припозднился я, матушка, — сказал Самюэл. Она даже не обернулась к нему. Деревянная лопаточка металась по сковороде, как нападающая на обидчика змея, и оладьи шлепались белыми боками в шипящее масло.
— И когда ж это ты вчера домой вернулся? —
— Да уж поздно было… поздно. Должно быть, около одиннадцати. Я на часы не смотрел, боялся тебя разбудить.
— Ничего, не разбудил, — сурово сказала Лиза. — Ты то, может, и впрямь думаешь, что шастать по дорогам среди ночи занятие достойное, да только Господь Бог сам с тобой разберется, как сочтет нужным. — Было хорошо известно, что Лиза Гамильтон и Господь Бог почти по всем вопросам придерживались одинаковых взглядов. Она повернулась к столу, и перед Томом опустилась тарелка с хрустящими горячими оладьями. — Ну и что там слышно, в поместье Санчеса?
Самюэл подошел к жене, нагнулся и поцеловал ее в пухлую румяную щеку.
— Доброе утро, матушка. Благослови меня, грешного.
— Господь благословит, — машинально ответила Лиза.
Самюэл сел за стол.
— Благослови Господь и тебя, Том, — сказал он. Да, мистер Траск задумал на ранчо большие перемены. Перестраивает старый дом, решил приспособить его для жилья.
Лиза тотчас оторвалась от плиты.
— Тот, в котором столько лет держали коров и свиней? — Да, но он перестелил полы и выломал старые оконные рамы. Все обновил, покрасил.
— Там все равно будет свиньями пахнуть, — решительно сказала Лиза. — Свинья после себя такой дух оставляет, что его ничем не вывести.
— Ну, почему же, матушка? Я туда заглянул, по комнатам походил — пахнет только краской.
— Когда краска высохнет, сразу опять свинячим духом понесет.
— Он разбил огород, пустил через него ручей и даже для цветов место отвел: у него там и розы будут, и все прочее… кое-что он даже из Бостона выписывает.
— И куда только Господь Бог смотрит! — мрачно сказала она. — Я и сама, конечно, розы люблю, но так швырять деньги на ветер…
— Если розы приживутся, он обещал поделиться со мной черенками.
Том доел оладьи и помешивал ложкой кофе. — Отец, а что он за человек, этот мистер Траск?
— Мне сдается, человек он хороший… и речь у него приятная, и мысли светлые. Пожалуй, немного любит помечтать…
— Чья бы корова мычала, — перебила его Лиза. — Знаю, матушка, знаю. Но тебе не приходило в голову, что мне мечты заменяют многое такое, чего у меня нет и быть не может? А мистер Траск мечтает о вещах вполне практических, и у него есть звонкая монета, то бишь есть чем свои мечты подкрепить. Он хочет превратить свою землю в сад, и ведь превратит, я уверен. — А как тебе его жена? — спросила Лиза. — Ну что… она очень молодая и очень хорошенькая. Тихая, все больше молчит, но оно и понятно; ей скоро рожать, в первый раз.
— Это я слышала, — кивнула Лиза. — Как была ее девичья фамилия?
— Не знаю.
— Ну а хоть откуда она родом?
— Не знаю.
Она поставила перед ним тарелку с оладьями, налила ему кофе и заново наполнила кружку Тома. — Ничего-то ты не разузнал. Как она одевается?
— Очень хорошо, красиво… На ней было синее платье и розовая жакетка, коротенькая, но в обтяжку.
— Уж на это-то у тебя глаз наметан. И как, по-твоему, эти наряды у нее из магазина, или сама шила?
— Я думаю, из магазина.
— А вот в этом ты ничего не понимаешь, — заявила Лиза. — Десси перед отъездом в Сан-Диего сшила себе дорожный костюм, так ты тоже думал, что он покупной.
— Ах, она ж умница, наша Десси! — сказал Самюэл. — Золотые руки у девочки.
— Десси подумывает открыть в Салинасе швейную мастерскую, — заметил Том.
— Да, она говорила, — кивнул Самюэл. — Ее платья пойдут нарасхват, не сомневаюсь.
— В Салинасе? — Лиза уперла руки в боки. — Десси мне ничего не говорила.
— Вот, Том, мы и оказали нашей любимице медвежью услугу, — покачал головой Самюэл. — Она-то хотела сама порадовать маму, сюрприз ей сделать, а мы два болтуна, прорвало нас, как худой мешок с зерном.
— Уж мне-то она могла бы и сказать, — нахмурилась Лиза. — Я сюрпризы не люблю. Ладно, рассказывай дальше. Что она делала?
— Кто?
— Как это кто? Миссис Траск, конечно.
— Что делала? Ничего. Просто сидела в кресле под дубом. У нее ведь уже скоро срок подходит.
— Ну а руки-то, Самюэл, руки у нее чем были заняты?
Самюэл покопался в памяти.
— По-моему, ничем. Руки у нее, помнится, маленькие… они у нее на коленях лежали. Лиза недоверчиво фыркнула.
— И не шила, не штопала, не вязала?
— Вроде нет, матушка.
— Не к добру надумал ты к ним ездить, ох, не к добру. Богатством да праздностью дьявол человека в искус сводит, а ты соблазнам не больно-то противишься.
Самюэл поднял глаза на жену и весело засмеялся. Порой Лиза восхищала его до глубины души, но он даже не мог бы с5ясг — 1нть ей почему.
— Я, Лиза, буду туда ездить только за богатством. Как раз думал потолковать с тобой об этом после завтрака, чтобы ты спокойно села и выслушала. Мистер Траск просит меня пробурить ему несколько колодцев и, может быть, построить заодно ветряные мельницы и крытые резервуары для воды.
— Небось одни разговоры. Что еще за мельницы такие? Может, их вода крутить будет? А заплатить-то он заплатит? Или опять потом будешь оправдываться. «Заплатит, когда урожай соберет», — передразнила она.«Заплатит, когда умрет его богатый дядюшка». Я-то давно знаю, да и тебе, Самюэл, пора наконец понять: кто сразу не заплатил, потом не заплатит никогда. Уж столько тебе сулили да обещали, что на те обещания мы могли бы и в Долине ферму купить!
— Адам Траск заплатит обязательно, — сказал Самюэл. — Он человек со средствами. Отец большое наследство ему оставил. Так что, матушка, работой я на всю зиму обеспечен. Подкопим деньжат, а уж на Рождество закатим пир на весь мир. Насчет колодцев мы договорились, что он будет платить по пятьдесят центов за фут, а за мельницы — отдельно. И все, кроме обшивок, я могу изготовить сам, прямо здесь. Но мальчикам придется мне помогать. Я хочу взять с собой и Тома, и Джо.