К югу от мыса Ява
Шрифт:
Николсон поднялся, опершись одной рукой о корпус подводной лодки, другую плотно прижав к бедру.
— Что, черт вас побери, вы собираетесь с нами делать? — Громко, почти срываясь на крик, спросил он с отрепетированной дрожью в голосе. — Убьете всех? Запытаете до смерти? Отправите в Японию, в свои проклятые концлагеря? — Теперь он действительно в страхе и отчаянии кричал, увидев, что спичка Вэньера не перелетела через борт и услышав неожиданно громкое шипение с бушприта. — Лучше уж пристрелите всех нас прямо сейчас, вместо того, чтобы…
С захватывавшей
Треск автоматических карабинов, винтовок и пистолетов постепенно стих, раскатившись эхом по безмолвному спокойному морю, и Николсон прокричал всем лечь ничком на дно шлюпки. В этот момент два мертвых матроса сползли с кренящейся палубы субмарины и рухнули на корму шлюпки. Один чуть ли не припечатал старшего помощника к планширу, второй, болтая безжизненными ногами и руками, падал прямо на маленького Питера и двух санитарок, но Маккиннон оказался на месте раньше: два тяжелых всплеска прозвучали почти как один.
Прошла секунда, две, три. Николсон стоял на коленях, смотря наверх и в напряженном ожидании стиснув кулаки. Сначала он слышал лишь шарканье ботинок и глухой ропот голосов, доносившийся из-за щита большого орудия. Минула еще секунда, потом вторая. Глаза Николсона рыскали по палубе подводной лодки. Быть может, кто-то еще желает принять славную смерть во имя императора. Старший помощник не питал иллюзий по поводу фанатичной смелости японцев. Но пока все было спокойно, как смерть. Застреленный Николсоном офицер устало свисал с боевой рубки, все еще держа пистолет в обмякшей руке; еще двое валялись поодаль от него. Четверо бесформенной массой лежали у подножия рубки. Двух, стоявших у кормовой пушки, не было вообще: автоматический карабин Фарнхольма снес их за борт.
Напряжение становилось невыносимым. Хотя у большого орудия и был небольшой угол склонения и оно не могло поразить шлюпку, в памяти у Николсона копошились обрывки слышанных историй об ужасном эффекте стреляющих прямо над тобой морских пушек. Кто знает, может быть, контузия от выстрела, произведенного со столь близкого расстояния, окажется фатальной. Внезапно Николсон стал тихо проклинать собственную глупость, затем быстро повернулся к боцману.
— Заводите двигатель, Маккиннон. Затем дайте задний ход, — как можно быстрее. Боевая рубка загородит нас от орудия, если мы…
Слова утонули в грохоте орудия. Это был даже не грохот — глухой, безжизненный щелчок бича, оглушительный по своей плотности. Длинный красный язык пламени вырвался
— Приготовьтесь, генерал, — сказал он, заметив поднимавшегося на ноги Фарнхольма. — Ждите моего приказа. — Он быстро оглянулся на бушприт, где прогромыхала винтовка.
— Промахнулся, — с раздражением в голосе проговорил Ван Эффен. — Только что через край боевой рубки выглядывал офицер.
— Держите винтовку наготове, — распорядился Николсон. Он услышал детский плач и понял, что разрыв орудия до смерти напугал ребенка. С яростно искаженным лицом старший помощник прокричал Вэньеру: — Четвертый! Возьмите сигнальный комплект. Запустите в боевую рубку пару ракет. Это отвлечет наших желтых друзей. — Говоря, Николсон вслушивался в передвижения команды субмарины. — Всем не спускать глаз с рубки и люков по всему корпусу.
Прошло, вероятно, еще пять секунд, прежде чем старший помощник различил звук, которого давно ждал: скрежет снаряда в казеннике и твердый хлопок закрывшегося затвора.
— Огонь, — скомандовал он.
Фарнхольм даже не потрудился поднять оружие к плечу и стрелял, зажав ложе карабина между локтем и боком, совершенно, казалось, не целясь. Это ему и не нужно было — он предстал еще лучшим снайпером, чем говорил. Произведя не более пяти выстрелов и положив все пули аккурат в ствол орудия, он камнем упал на дно шлюпки, когда последняя из них врезалась в снаряд, и тот сдетонировал.
Несмотря на страшный грохот, с коим обычно вылетает снаряд, звук разрыва в казеннике был странно приглушенным. Зато зрелищность последующего эффекта оказалась поистине неописуемой. Массивное крупнокалиберное орудие сорвало с лафета, и оно разлетелось на тысячи кусков покореженного металла, с неистовым лязгом отскакивавших от боевой рубки и со свистом проносившихся над морем, окружая субмарину кольцом беспорядочных брызг. Члены орудийного расчета, видимо, так и умерли, не ведая того, что на расстоянии вытянутой руки от их лиц взорвалось столько тротила, сколько хватило бы для уничтожения Лондонского моста.
— Благодарю вас, генерал, — вставая на ноги, произнес Николсон, стараясь говорить спокойно. — Прошу извинить меня за все, что я когда-либо про вас говорил. Боцман, полный вперед. — Две шипящие малиновые ракеты описали в воздухе арки и благополучно приземлились внутри боевой рубки, высвечивая комингс ярко-красным сиянием. — Отлично сработано, четвертый. Вы, можно сказать, решили исход сегодняшнего дня.
— Мистер Николсон?
— Сэр? — Николсон посмотрел на капитана.
— Может быть, благоразумнее задержаться здесь ненадолго? Никто из них не рискнет сейчас высунуть голову из люка или рубки. Через десять-пятнадцать минут станет достаточно темно, чтобы достигнуть того острова безо всяких выстрелов за спиной.