Кадет королевы и другие рассказы
Шрифт:
Двое из них были верхом на крепких валлийских пони, джентльмен в расцвете сил и очень юная леди, по-видимому, его дочь, в сопровождении Дэвида Ллойда, одного из местных гидов, который хорошо знал меня. Одной рукой он вел под уздцы пони девушки, а другой сжимал свой альпеншток. Эта группа остановилась рядом со мной, и завязался какой-то разговор. Ллойд, очевидно, ошибся тропой, и ему не хотелось признавать этот факт или предлагать им вернуться по своим следам, и все же он достаточно хорошо знал горы, чтобы хорошо понимать, что продвигаться вперед означало бы навлекать на себя опасность. Во время беседы, которая завязалась между ним и его работодателем, надменным и властного
Она была удивительно красива. Черты ее лица, за исключением профиля, были, возможно, далеки от правильности, но во всех них чувствовалась божественная утонченность, очаровательная чистота цвета лица и яркость выражения; и ее крохотное личико, казалось, уютно устроилось среди массы светлых волнистых волос. Она повернулась ко мне, и ее глаза встретились с моими. Они были темно-фиолетово-синими, затененными каштановыми ресницами, такими длинными, что придавали большую мягкость их голубиному выражению, и она улыбнулась, потому что, без сомнения, девушка заметила, что в моем пылком взгляде читалось что-то вроде недвусмысленного восхищения; и я был настолько поглощен этим, что в течение нескольких секунд не осознавал, что проводник обращается ко мне и спрашивает, как далеко можно пройти по тропинке в этом конкретном направлении. Прежде чем я успел ответить,
– Откуда этому простому парню знать, если ты не знаешь? – надменно и резко спросил мужчина-турист.
– Мало кто здесь может знать тропы лучше, сэр, – ответил Ллойд. – Я видел, как он забирался туда, куда могут подняться только орлы
– Тогда поедем дальше? – резко спросил он меня.
– Думаю, что нет, сэр, – сказал я. – Сегодня утром Моэл Хебог был покрыт туманом, и…
– Но теперь Моэл Хебог достаточно ясен, – раздраженно сказал Дэвид Ллойд – гора с таким названием считается безошибочным барометром в отношении вероятности появления тумана на ее больших собратьях, так что, я думаю, мы можем продолжать, – добавил он, приподнимая шляпу перед своим работодателем. – Я не потерплю, сэр, чтобы меня обучал моему ремеслу простой парень, каким бы джентльменом вы ни были, мастер Аркли.
– Аркли! – повторил незнакомец, вздрогнув и пристально посмотрев на меня, но с мрачным выражением лица.
Я предупредил их об опасности дальнейшего продвижения, но скупой проводник высмеял меня; и я слышал, как его хозяин, когда они проходили мимо, задавал ему несколько вопросов, среди которых, но это может показаться странным, мне показалось, что прозвучало мое собственное имя. Я смотрел им вслед с интересом и с большой тревогой, потому что их путь был опасен, а нежная красота девушки произвела на меня глубокое впечатление; и когда она исчезла со всем богатством своих золотых волос, сияние, казалось, покинуло горный склон.
Какой магией обладало для меня это существо, которое я видел всего несколько минут? Она едва ли была девушкой, еще не прошедшей детство; и черты ее лица так отчетливо запечатлелись в моей памяти, как будто они все еще были передо мной. Не делай из этого странного интереса вывод, что «любовь с первого взгляда», как раньше называли ее в романах, была составной частью этой эмоции. Нет, это было что-то более глубокое, тонкий магнетизм – что-то, чему я не знаю, как дать определение или выразить; и с сокрушенным вздохом я подумал о своей одинокой жизни и страстно захотел продолжить карьеру, которая ожидала меня за этими зелеными горами, окаймленными морем.
Видел ли я когда-нибудь раньше это милое личико или мечтал о нем ночью или днем, что оно уже, казалось, так
Маленькая группа исчезла не более чем через пять минут, когда горный бриз донес до меня звук, похожий на крик. Я вскочил, сердце мое бешено колотилось, и с неясным предчувствием поспешил в направлении звука, в то время как Волк мчался передо мной. И вот послышался стук копыт, и с волочащейся уздечкой, перевернутым седлом и раздувающимися ноздрями пони, на котором я так недавно видел молодую девушку, перевалил через гребень холма и бешено поскакал мимо меня к Ллин Идуолу.
Мое сердце забилось быстрее, а дыхание стало хриплым и учащенным. Произошло что-то ужасное! Верный своим инстинктам, как всегда верный валлийской традиции, Волк поспешил к краю того, что, как я знал, было ужасным ущельем. Там на дерне виднелись свежие следы копыт, край которых был сломан; трава тоже была примята и вырвана, как будто на нее что-то упало. Собака остановилась, задрала нос и зловеще завыла. Я выглянул за край, а далеко внизу, на выступе зеленого дерна, но опасно нависающем над пропастью горном склоне, лежало то, что сначала показалось простым свертком одежды, но я понял, что это мертвая маленькая девочка – несомненно, мертвая, и у меня вырвался горестный вопль.
Ее отец и проводник исчезли.
Частично скользя, частично спускаясь, как по естественной лестнице, находя опору и хватку там, где многие могли бы не найти ни того, ни другого, механически, как во сне, я добрался до нее примерно через десять минут; и, поскольку у меня был естественный мальчишеский страх встретиться лицом к лицу со смертью, я с радостью увидел, как она движется, а затем нежно и ласково заключил ее в объятия; в то время как она открыла глаза и глубоко вздохнула, потому что падение оглушило и сильно потрясло ее. В остальном она, к счастью, не пострадала, но я подоспел к ней как раз вовремя, потому что, предоставленная самой себе, она, должно быть, пошатнулась бы и упала в ужасную бездну внизу.
– Папа! О, где мой папа? Внезапно меня сбросило с моего пони – птица спугнула его – и больше я ничего не помню. Затем ее охватили слезы и ужас от сознания опасности, которой она избежала, и того, что все еще угрожало ей, потому что подняться было совершенно невозможно, а спуститься казалось почти таким же невозможным. Над нами, казалось, возвышался горный склон, похожий на каменную стену; с другой стороны, на дне ущелья, где вечерние тени были темными и синими, хотя закат все еще окрашивал вершины Сноудона в огненный цвет, а над нами плыли малиновые и золотые облака, я мог видеть ручеек, приток Огвена, сверкающий, как серебряная нить далеко внизу, возможно, на тысячу футов ниже.
– Мужайтесь, – сказал я, хотя на какое-то время мое сердце замерло во мне. – Скоро я отведу вас в безопасное место.
– Но, папа, он умрет от страха. Где мой папа? – жалобно воскликнула она.
– Они пошли другим путем, – предположил я.
И впоследствии это подтвердилось. Обняв ее за плечи, чтобы помочь, мы начали спускаться, но медленно, по склону холма, который был таким крутым и обрывался так резко, что, сбившись с шага, мы могли бы скатиться вниз со скоростью, которая гарантировала бы гибель. От скалы к скале, от куста к кусту и от расщелины к расщелине я вел ее и часто поднимал на руки, иногда с закрытыми глазами; и все это время с мальчишеским восторгом я смотрел на прекрасную девушку, когда ее голова склонялась мне на плечо. Она потеряла шляпку, и распущенная масса ее золотистых волос, развеваемая ветром, шелковистыми волнами упала мне на лицо; и восторг, смешанный с тревогой, привел меня в замешательство.