Кадеты, гардемарины, юнкера. Мемуары воспитанников военных училищ XIX века

Система военного образования в России начала складываться при Петре I с открытием в Москве в 1701 году Навигацкой школы — первого в стране учебного заведения для подготовки специалистов зарождавшегося в это время военно-морского флота. В 1715 году, при учреждении в Петербурге Академии морской гвардии, Навигацкая школа составила ее первоначальную основу Впоследствии окончательное объединение этих учебных заведений стало началом истории Морского кадетского корпуса, из стен которого вышли все знаменитые российские адмиралы и флотоводцы.

Впрочем, формально Морской корпус был учрежден только в 1752 году, при Елизавете Петровне, да и сами по себе морские офицеры при своем

появлении в России сразу же составили особую категорию военнослужащих. По традиции же, идущей от времени Петра I, хоть какой-то, пусть и самый незначительный, офицерский чин было необходимо иметь любому русскому дворянину — для того чтобы занимать соответствующее положение в обществе. Однако на действительной службе дослужиться даже до первого офицерского чина было не так-то легко.

По воле царя-реформатора, нарушить которую его преемники и преемницы не смели, молодые дворяне сначала должны были последовательно подниматься по всем ступеням «солдатской» лестницы едва ли не в течение десяти лет. Пронырливые родители в послепетровскую эпоху ловко научились обходить это установление, записывая своих отпрысков в полки чуть ли не с рождения. В результате младшие офицеры получались уже к 12–14 годам, а в 20 лет некоторые из них выходили даже в полковники, ни одного дня не проведя в армии.

Между тем историческая эпоха была такова, что для России не успевала окончиться одна война, как вскоре уже начиналась новая. Потребность в хорошо обученных профессиональных офицерских кадрах неизмеримо возрастала, поэтому стало очевидно, что только солдатская служба прямой дорогой к офицерскому званию оставаться уже не может. Достичь положительного результата можно было лишь в случае организации соответствующих военно-учебных заведений.

Первый армейский кадетский корпус как таковой был открыт в Петербурге в 1732 году по указу императрицы Анны Иоанновны. В него принимали для обучения шляхетских (дворянских) детей от 13 до 18 лет, поэтому вскоре он стал называться Сухопутным шляхетским корпусом, а в 1800 году получил наименование Первого Санкт-Петербургского кадетского корпуса. Кстати, в переводе с французского само слово cadeteозначает «младший», «несовершеннолетний». Так назывались во Франции молодые дворяне, зачисленные на военную службу до производства в офицеры.

В XVIII–XIX веках Сухопутный шляхетский (Первый кадетский) корпус — не просто военно-учебное заведение, но, по словам выпущенного из него военного историка А. В. Висковатого (1804–1858), «колыбель славы многих героев и знаменитых мужей России».

Те же слова применимы, конечно, и к любому другому российскому военному учебному заведению. Не имеет значения, чем именно оно являлось — привилегированным Пажеским корпусом для детей аристократии или, к примеру, Дворянским полком, в котором заканчивали свое военное обучение сыновья бедных мелкопоместных дворян. Из стен любого из корпусов, сыгравших исключительно важную роль в развитии отечественных общественных отношений, выходили не только офицеры, но и гражданские служащие, нередко достигавшие высших государственных постов, — элита российского общества. Огромное число выпускников военных училищ внесло выдающийся вклад не только в российскую, но и в мировую науку и культуру.

Всего в России в XVIII веке было основано четыре кадетских корпуса, в XIX веке еще двадцать два.

В настоящей антологии впервые предпринята попытка собрать воспоминания воспитанников основных военно-учебных заведений XIX века периода царствований Александра I, Николая I и Александра II, когда российское военное образование окончательно сложилось в стройную систему.

Включенные в книгу мемуары бывших кадет, гардемаринов и юнкеров, рисуют достаточно полную картину воспитания и образования будущих офицеров российской армии на фоне важнейших исторических событий. Подавляющее большинство этих воспоминаний рассеяно по страницам периодики позапрошлого века, поэтому малодоступно не только широкому кругу читателей, интересующихся военной историей и военной культурой России, но и большинству специалистов-историков. Как известно, комплекты газет и журналов сохраняются в крайне незначительном количестве экземпляров и только в крупнейших книгохранилищах. Иногда такие печатные издания вообще известны только в единственном экземпляре, что делает их столь же редкими, как и архивные документы, любая утрата которых неизбежно ведет к стиранию исторической памяти. Тексты мемуаров публикуются с некоторыми сокращениями во избежание излишних повторов.

Воспоминания написаны не профессиональными литераторами,

поэтому они не всегда гладки по стилю, зачастую непоследовательны и отрывочны. Тем не менее, если процитировать слова выпускника Пажеского корпуса, полковника лейб-гвардии Кирасирского полка Б. Н. Третьякова (1891–1970), — это неподдельно яркие «воспоминания о далеких школьных днях, о днях юности, о днях той молодости, где столько было надежд, которые полны неизменным чувством любви к нашему родному корпусу и благодарной ему памяти. Там ведь прошли эти счастливые годы, самые счастливые дни нашей молодой жизни», со всеми ее радостями и сложностями.

Г. Г. Мартынов

Ноября 15-го 1807 года мы, кадеты 2-го кадетского корпуса, отэкзаменованные и представленные к производству в офицеры, сидели тихонько или, вернее, дремали после обеда в пустом верхнем классе, куда водили нас в классные часы, чтобы не шалили в ротах. Уже вечерело, как кто-то закричал в полурастворенную дверь из коридора в класс: Вышли!Слово это подобно электрической искре потрясло нас. Мы в исступлении вскочили со своих мест и с криком: Вышли! — выбежали в коридор, где уже раздавались возгласы: Вышли! Вышли!На этот крик выбежали дежурные офицеры и учителя. Узнав причину суматохи, они старались унимать нас, а мы еще громче кричали: Вышли! Вышли!Крик этот повторился в классах, и кадеты начали выбегать в коридор, — что и вынудило офицеров и учителей, оставя нас, броситься в классы, чтобы удержать в порядке не выпускных кадет. В числе их находился и младший брат мой Иван.

Опомнясь несколько, почти каждый из нас спрашивал: кто первый закричал: вышли?Где приказ? Один из товарищей, не упомню кто, закричав: «Приказ у меня!» — бросился вниз по лестнице. Мы за ним, толкая и опережая друг друга, как бы боясь, что на последнего не будет распространена высочайшая милость. Выбежав на кадетский двор, мы окружили читавшего приказ. Целовали священный нам листок и передавали его из рук в руки. Затем плакали от радости, обнимали один другого и поздравляли с офицерством. Минут через пять уже никого не было на дворе, все разбежались: кто в роты, кто к родным, кто в квартиры, нанятые по случаю выпуска из корпуса. И я в числе прочих побежал в роту за шапкой, где уже нашел меня брат мой. Мы бросились друг к другу на шею и долго не могли проговорить двух слов. Наконец брат сказал: «Теперь я остаюсь здесь круглым сиротой, но дай Боже тебе счастья!» Я прижал его к моему сердцу, взаимно пожелал ему того же.

Я жил по выпуске из корпуса у доброй моей няни, которая, уступив мне свою кровать с занавесками, перебралась в той же комнате на печь. Старушка потчевала меня на славу, приготовляя ежедневно щи со снетками и гречневую кашу с конопляным маслом. В воскресные же и праздничные дни являлся на моем столе пирог с пшенной кашей. Эти не очень-то гастрономические блюда были объеденьем после корпусного стола, которым потчевали нас экономы.

До сих пор [1] я не забыл, с какою завистью смотрели мы, кадеты, на счастливцев, пользовавшихся покровительством старшего повара Проньки. Бывало, он присылал нам хороший кусок мяса или лишнюю ложку горячего масла к гречневой каше, составлявшей одно из любимейших кадетских блюд. Ни за что более не ратовали кадеты, как за эту вожделенную кашу! Случилось однажды, что вместо нее подали нам пироги с гусаками, то есть с легким и печенкой. Весь корпус пришел в волнение, и нетронутые части пирогов полетели, как бы по условию, со всех сторон в генерал-майора В.Ф.М., наблюдателя корпусной экономии. К счастью, пироги были мягки и не так-то допеченные, отчего пирожная мишень осталась неповрежденной. Долго искали зачинщиков детской шалости, но не могли найти, и директор <генерал-майор> Андрей Андреевич Клейнмихель сделал за нее всему корпусу строгий выговор. Подобные же пирожные баталии бывали в корпусе прежде и после нас, и гречневая крутая каша оставалась каждый раз победительницею пирогов с гусаками.