Кафе «Жизнь»

Ююкина Оксана

– Конечно, красотка, – подмигивает водитель и давит на педаль газа. Ремень безопасности на заднем сидении громко щёлкает. Сэвен жизнерадостно хохочет. – Не волнуйтесь вы так, довезу без единой царапинки, клянусь!

После этих слов Людмиле Павловне хочется пристегнуться ещё раз или два. На всякий случай. Знакомые с детства улочки мелькают за окном, будоражат память так же сильно, как и плавательные принадлежности в багажнике. Сколько лет она уже не была там? Сколько лет не прыгала в воду со свистком тренера, не летела по дорожке до

горения в лёгких, до судорог в мышцах и победы в костях? Знает, конечно, она знает, как давно не захлёбывалась хлоркой по ошибке, знает, сколько не жгло в носу от неудачного кувырка-разворота под водой.

В носу кисло, сыро и жжётся почему-то сейчас, даже без бассейна. Машина останавливается у кованых ворот школы, стирая из мыслей десятки медалей и восемь кубков. Людмила Павловна открывает окно, находит мальчишку с чёрными вихрами и огромным ранцем с дельфинами:

– Бекс, садись в машину! – громкий чуть сипловатый голос бабушки заставляет первоклассника встрепенуться и удивлённо уставиться на жёлтое такси.

– Иду!

Мальчишка не идёт, а бежит к автомобилю, трепетно хватается за дверную ручку и с восторгом трогает пальцем сидение.

– Ба, а почему мы сегодня на такси? Праздник какой-то? – Бекс садится на бустер, пристёгивается ремнём. Чувствует себя повелителем мира.

– Да, праздник щедрости добрых людей, – важно кивает бабушка, закрывая окно. – Сколько сегодня пятёрок получил мой ненаглядный внучок?

– Сегодня меня не спрашивали. – Бекс стыдливо опускает голову. Он мнёт в руках подол белой рубашки, водит по стрелкам на брюках, исподлобья поглядывает на бабушку.

– Ну? Что ты там опять хочешь? – причмокивает губами Людмила Павловна, замечая сигналы внука.

– Ба, мне задали рассказать про работу родителей… – Бекс начинает громко, уверенно, но к концу предложения его едва слышно. – Ба, когда мама вернётся?

– Не знаю, мой мальчик, не знаю. – Людмила Павловна разглядывает узловатые пальцы, крепче сжимает губы. – Ты можешь написать про меня. До пенсии я работала гардеробщицей, интереснее, чем всякие эти ваши менеджеры, а?

– Ага, – уныло соглашается с реальностью Бекс, отворачиваясь от бабушки.

Людмила Павловна тянет уголки губ вверх, приклеивает их там будто скотчем, мечтая отыскать этого Джорджа или Доуэля – имя стёрлось из памяти, как только перестало звучать каждый день в их доме. Почти девять лет прошло, а ненависть лишь крепнет.

– Я поговорю с ней, – добавляет бабушка, утешая Бекса. Они оба знают, что разговор ничего не изменит.

Пакеты тихонько шуршат, шаги гулким эхом пролетают по этажам. Ключ – звенит. Дверь – визжит. Нож стучит по доске с особенно громким звуком. Телевизор молчит, не прячет, как обычно, шипение сковороды за мультиками, не перекрывает просьбу садиться за стол. Ужин унылый, тихий, тянущийся, как надоедливый сыр, не отпускающий кусочек желанной пиццы.

– Как в школе? – Столовый ножик мерзко проходится по тарелке.

– Нормально. – Картошка жуётся со смачным чавканьем.

Скрип. Чвок. Шлёп. Упавший помидор разлетается жирной жижей по столу.

– Беккери! – Руки упираются в толстые бока, тряпка выпрыгивает из раковины.

– Прости, ба. – Бекс разочарованно кривит губы, морщит нос. – Спасибо, я наелся.

– А доедать кто будет? – бабушкино возмущение разгорается огнём на сложенных поленьях недовольства.

– Отдай Тишке.

Бекс не смотрит в глаза, не ждёт ответа – оставляет почти нетронутую еду на столе и сбегает в тетради с кучей сложных задач.

Людмила Павловна хватается за телефон. После долгих гудков быстро начинается ругань. Яростная, истеричная, причитающая и приказывающая – такой видят друг друга обе женщины.

– Я делаю всё для него. Он ни в чём не нуждается, – сдержанно возражает Александра.

– В маме, в маме он нуждается! – лихо бьёт по больному Людмила Павловна.

Вместо ответа – короткие, торопливые гудки. Последний пакет неразобранных покупок одиноко лежит в коридоре, поблёскивая футляром от плавательных очков.

2. Жизнь вторая. Сломанные

Дзинь. Тихий звон дверного колокольчика раздаётся в половину восьмого утра. Молли не нужно оборачиваться, чтобы знать, кто пришёл – Софи Грант чрезвычайно пунктуальна, как и сама старушка. Аккуратные каблучки цокают по паркетному полу, фарфоровая кружечка звенит о тарелочку.

– Доброе утро, мисс Гудроу, – уверенный голос эхом пробегается по пустому кафе.

– Жизнь тебя любит, милая, – приветствует гостью Молли, выходит из-за барной стойки, шаркает галошами по деревянному полу и, не расплескав ни капли, бесшумно ставит на стол свою ношу.

– Вы, как всегда, готовы, – необычайно мягко улыбается Софи, грациозно усаживаясь на стул.

Пальчики с аккуратным френчем обнимают изящно изогнутую ручку кружечки. Горячий пар тянется вверх, щекочет нос сливочным ароматом молочного улуна. Первый глоток ласкает язык шоколадным вкусом, согревает, бодрит и сообщает, что новый день действительно начался. Софи выдыхает, стучит подушечкой пальца по золотистому бочку творожного рулетика:

– Я после ваших угощений однажды не влезу в свои костюмы.

– Тю, милая, чтобы не влезть в одежду, тебе потребуется не выходить из моего кафе хотя бы месяц. – Молли всплёскивает руками и садится напротив женщины. – Как поживают Люсиль и Торрес?

– Прекрасно. Люси недавно заняла первое место в научном триатлоне, а Тори стала ребёнком месяца в саду, набрав триста восемь звёздочек успеха, – гордость сквозит в каждом слове Софи, но выражение лица едва ли меняется. – Это даже на три больше, чем у Люси в её возрасте. Новый рекорд.

– Ну какие умнички! – искренне восхищается Молли, подпирая голову рукой. – Обязательно приберегу для них бесплатные пирожные.