Кафедра странников

Панов Вадим Юрьевич

Академики согласно трясли головами. Старые, умные и циничные, они прекрасно понимали, что товарищ Зябликов обязан обратиться с пламенной речью к товарищам, чтобы товарищ Александров мог с чистой совестью отразить его патриотизм в плановом доносе. Поэтому и Симонидзе, и Брам, и Красноумский не прерывали молодого коллегу и снисходительно сопели в нужных местах.

— Я очень внимательно выслушал товарища Брама, — продолжил Зябликов, — и хочу согласиться: некоторые забытые цивилизации находились на высоком уровне развития и способны преподнести нам сюрпризы. Задача же современной науки — тщательно изучить наследие старины во благо партии и народа. Поставим древнюю мысль на службу советскому обществу! Я знаю — Земля еще таит немало секретов, каждый из которых — вызов коммунистическим ученым. Вызов, который мы принимаем! На Северный полюс или на экватор, на морское дно или в непроходимые горы — мы изучим всю планету, пройдем по всем дорогам, и ни одна тайна не укроется от пытливого взгляда передового советского ученого!

* * *

Южный Форт, штаб-квартира семьи Красные Шапки

Москва. Бутово, 17 марта, среда, 06:06

Нас не догонят! Оле-оле-оле!!

Песня грозно и гулко звучала под низкими сводами кабака «Средство от перхоти», самого грязного, если верить путеводителю, заведения Москвы. Оригинальный текст хита дикари выучить не удосужились, собственных слов не придумали, поэтому куплеты каждый ревел на свой лад, излагая как можно громче то, о чем думал в данный конкретный момент. Зато главные слова песни, те, что отражали неповторимую воинственность Красных Шапок, и за которые обитатели Тайного Города назвали молодежный хит боевым гимном дикарей, звучали дружно и очень гордо, заставляя дрожать каменную кладку и мощные деревянные балки:

Нас не догонят! Оле-оле-оле!!! Нас недогоня-я-я-ят!!!

Громадный кабак, занимающий большой подвал Южного Форта, был подлинным сердцем самой дикой семьи Тайного Города. Именно здесь в ее артерии безостановочно направлялись новые и новые порции дешевого виски — единственного катализатора, способного заставить мозги Красных Шапок шевелиться. Незамысловатая мебель «Средства от перхоти» — грубые столы и массивные скамьи — была привинчена к полу, барная стойка тянулась через весь зал, а пол густо покрывали опилки. Касса заведения пряталась за пуленепробиваемым стеклом и защищалась «кольцом саламандры» второй степени. Попытки ограбления тем не менее предпринимались не реже раза в неделю. Трупы неудачников бармены сбрасывали в канализацию через специальный лаз справа от будки кассира.

— За нашего непобедимого фюрера! — заорал уйбуй Копыто, вскакивая на стол. — За нашего любимого Кувалду!!

От избытка чувств десятник пальнул в потолок из карманного «браунинга», после чего вылил огненную воду в тренированную глотку. Присутствующие в кабаке Шибзичи, члены родного клана Кувалды, дружно присоединились к вдохновенному порыву уйбуя, немного постреляли, выпили, а некоторые даже полезли целоваться с висящими на стенах патриотическими плакатами: Кувалда в парадной форме, Кувалда проводит еженедельное совещание с уйбуями, Кувалда делится с королевой Всеславой своими взглядами… Члены других кланов семьи, Гниличи и Дуричи, опрокинули свои стаканы после небольшой паузы: одноглазый фюрер не вызывал у них приступов сыновней любви. Узурпировав верховную власть в критический момент — связавшиеся с Вестником Красные Шапки умудрились прогневать все Великие Дома, — Кувалда сумел выправить положение и убедить ведущие семьи Тайного Города в том, что ближайшие сто лет от дикарей можно не ожидать неприятностей. Понимая, что никто, кроме одноглазого, не справился бы с такой задачей, Красные Шапки инстинктивно позабыли о любимых междоусобицах и подчинялись фюреру. Но чем больше времени проходило, чем основательнее забывался кризис, тем чаще под красными банданами рождался закономерный вопрос: «А чо это он нам указывает?» На взгляд большинства уйбуев, правление Кувалды неприлично затянулось, и политическое долголетие одноглазого объяснялось двумя факторами: поддержкой Зеленого Дома (королеву Всеславу устраивали присмиревшие варвары) и превентивными мерами — смутьянов в Южном Форте вешали с дивной регулярностью.

— Давайте споем во славу великого фюрера какую-нибудь песню?! — Копыто окончательно развезло, и бойцы отчаянно пытались стянуть уйбуя со стола. — Я могу сплясать…

— Чего скривился, тренер? — Уйбуй Булыжник опустил пустой стакан на грязную столешницу и подозрительно покосился на сидящего рядом Напильника Гнилича. — Не в то горло пошло?

— Да за этого хмыря даже пить неохота, топор тебе в зубы, — прохрипел Напильник. Он оглянулся и, еще более понизив голос, добавил: — Урод одноглазый.

В целях безопасности Красные Шапки обычно употребляли виски в окружении бойцов родной десятки, но кредитоспособность подчиненных уйбуя Напильника в последнее время упала почти до нуля, а потому они расползлись по «Средству от перхоти», садясь на хвост к более состоятельным соплеменникам.

— Опасные слова, тренер, — протянул Булыжник. — Адназначна опасные.

— Наверно, виски паленый, — предположил Отвертка, один из подчиненных Дурича. — Вот ему по шарам и дало.

— Виски добрый, — не согласился Булыжник, щедро разливая по стаканам очередную бутылку «бима». — Ты, Напильник, наверное, в последнее время самогоном баловался. А это адназначна опасно.

Десятка Дуричей обидно расхохоталась. Гнилич поморщился — но не отказываться же из-за гордости от дармовой выпивки? — а потому, пробормотав: «Здоровья, топор вам всем в зубы», ловко принял огненную воду на грудь.

— Хорошо, что весна началась, — порадовался Отвертка, почесываясь спиной о стену. — А то холодно.

С тех пор как Красные Шапки лишились густой шерсти по всему телу, зима вызывала у них резкую антипатию.

— Местная весна что? Не весна, а сплошное недоразумение. Вот я слышал, будто в Западных лесах когда-то весны были куда приятнее… — И романтично настроенный Булыжник принялся пересказывать соратникам давно надоевшие байки о легендарном фатерлянде Красных Шапок. Напильник же, в ожидании очередного тоста, подпер кулаками подбородок и уставился на малюсенькое, забранное толстыми решетками окно. На его душе скребли кошки.

Когда-то, несколько лет назад. Напильник считался особо доверенным уйбуем Сабли, фюрера клана Гниличей, и даже всерьез рассчитывал перерезать горло благодетелю и занять его место, но история с Вестником спутала честолюбивые планы. Сабля откинул копыта без помощи верноподданных, затем Кувалда Шибзич грохнул Секиру Дурича, возглавил семью и первым же указом ликвидировал титул фюрера клана, здраво рассудив, что политические конкуренты ему ни к чему. Великий Дом Людь отнесся к нововведениям благосклонно: постоянные междоусобицы дикарей давно надоели зеленоглазым красавицам, но жизнь уйбуев потеряла смысл — путь наверх был заказан, и это удручающе действовало на варварскую гордость.

— За Западные леса!

— За Родину! — рассеянно согласился Напильник, поднимая стакан.

— За нашу великую Родину!

Очередная порция «бима» слегка разогнала горестный туман в голове Гнилича. Напильник задумчиво поковырялся между зубами длинным желтым ногтем, слизнул с него найденные остатки закуски и пробурчал:

— Конечно, легко быть щедрым, топор тебе в зубы, когда от сибирских бабок карманы пухнут!

Все знали, что шустрый Булыжник ухитрился подрядиться к шасам, убедив Торговую Гильдию, что лучших сторожей для затерянного в окрестностях Омска склада не подберешь. Поскольку на этом перевалочном пункте шасы хранили исключительно несъедобный крупнотоннажный груз, легко поддающийся учету и абсолютно не приспособленный для растаскивания, основатели Торговой Гильдии согласились, и десятка Дуричей целых полгода благоденствовала в тайге, уничтожая местных комаров пропитанной алкоголем красношапочной кровью. А по возвращении в лоно цивилизации целых три недели вызывала удивление сородичей необычайной кредитоспособностью.

— Не, — протянул размякший от романтизма Булыжник, — сибирские бабки мы уже давно оприходовали, адназначна. — Уйбуй причмокнул, вспоминая пышную оргию, устроенную десяткой после возвращения из Омска, — Я думал снова к шасам подрядиться, да ребята пока отказались. Мы тута заработали. И много.

— На чем? — оживился Напильник — Ограбили кого? Скажи кого? Я не сдам, топор тебе в зубы! Честно, не сдам.

За донос на неблагонадежных полагалась небольшая премия, которая позволила бы Гниличу рассчитаться с наиболее горящими долгами.