Как бы не так!
Шрифт:
— А я ничего не представляю, — разговорился он, — сегодня ночью ты пришла к нему, он был один, вы поскандалили, и ты ударила его кухонным ножом в грудь. Утром его обнаружили за столом с этим самым ножом в груди и в луже крови. Зрелище неприятное.
— Еще бы, — кивнула я, пытаясь понять, зачем люди так шутят. Или не шутят? Полифем не шутил. Он смотрел на меня спокойно и вроде бы равнодушно, и смеяться точно не спешил, Я испугалась, хотя за секунду до того делать этого не собиралась.
— Не знаю, что вы опять затеяли, только все это чепуха, какой свет не видывал.
— В милиции расскажешь, —
— На какой кассете? — задала вопрос я, пугаясь все больше и больше.
— В доме система охраны, над дверью видеокамера. Знаешь о таких штуках?
— Слышала.
— А соседи слышали, как скандалили ночью. Пара свидетелей всегда найдется.
— Черта с два там чего услышишь, — разозлилась я. — Вокруг сад, забор, и до ближайшего дома сто километров. Кричать «ау!» замучаешься.
— Расскажи ментам, — посоветовал он.
Я прошла на кухню, выпила стакан воды и вернулась.
— Я его не убивала, и ты это отлично знаешь, — сказала я, теряя остатки оптимизма.
— Я знаю, что ты была у него ночью, что вы скандалили, А утром я нашел его мертвым. Сигнализация работала, и никто после тебя в дом не входил. Проведут экспертизу, и станет ясно, в какое время его убили. Думаю, когда ты была в доме.
— Здорово. И что дальше?
— Дальше суд и тюрьма. Если сможешь придумать жалостливую историю, получишь пять лет. Хотя могут дать и десять.
Тут я начала кое-что понимать и задышала ровнее.
— А чего ж тогда явился ты, а не милиция? Пленка, отпечатки пальцев и показания соседей — вполне достаточно, чтобы меня арестовали.
— Достаточно, — согласился он, — только об убийстве они пока не знают. Нет трупа — нет убийства.
— Ага, — сказала я, подумала и спросила:
— И чего тебе надо?
— Деньги, — охотно ответил он. — Деньги, которые ты свистнула в поезде. Они чужие, и их надо вернуть.
— Я отвезла кейс по адресу и отдала хозяйке. Ты был там и знаешь об этом не хуже меня.
Полифем стал смотреть в стену. Молча. Минуту, вторую, третью, я не выдержала и заговорила:
— Не знаю, что вы с дядей Юрой опять напридумывали, но я ему уже говорила: никаких денег у меня нет, И взяться им неоткуда. Выкладывай свой труп и заявляй в милицию.
— Лучше, если деньги ты отдашь сегодня, — сказал Полифем, а я разозлилась.
— В это дурацкое убийство я не верю. Что вы там затевали, мне ни в жизнь не разобраться, но я думаю так: где-то вы перемудрили, и деньги у вас увели. Надо полагать, деньги не малые и дяде Юре не поздоровится. Потому он решил побыть мертвым. Ночью он пытался убедить меня в том, что я их украла, но это глупость. Придется вам напрячься и поискать в другом месте.
Полифем помолчал, перевел взгляд со стены на меня и заговорил:
— Он убит. Возможно, убила его не ты. Скорее всего, не ты. Но это неважно. Меня интересуют деньги, — Я открыла рот, но сказать мне он не дал. — Помолчи. В том кейсе, что ты получила, денег не было. И ты это знаешь. Потому и бросила свою сумку в купе и отправилась развлекаться. Как ты высчитала настоящего курьера — вопрос, и я не думаю, что ты
— Ясно, — сказала я, стараясь не думать о его улыбке, огромных лапах и не принимать близко к сердцу рассказ о копченых курицах. — Ты хочешь всех опередить и свистнуть эти деньги? — Он улыбнулся еще шире, продемонстрировав при этом самые настоящие клыки. Я кашлянула и сказала:
— Конечно, тебя можно понять.
— Ага, — отозвался он, убрал улыбку и со своим обычным полусонным видом добавил:
— Я даю тебе два дня. Через два дня деньги ты вернешь.
— А если нет? — буркнула я и тут же поправилась:
— Ладно, не надо сразу так смотреть. Нормальное любопытство. К тому же задание мне не по силам: за два дня я точно не справлюсь. Напоминаю, я их не брала, а потому где искать, не знаю. Надо полагать, тебе до этого нет дела? Я так и думала… Буду стараться, но два дня — это нереальные сроки. Предлагаю обсудить… — Он засмеялся в свойственной ему тихой и потаенной манере. Смех мне понравился еще меньше, чем улыбка. — Ну и чего такого смешного я сказала? — храбрясь, спросила я. Смеяться он перестал и заявил:
— Два дня.
— Хорошо, — пожала я плечами. — Нет так нет. Но попробовать всегда надо… — Он поднялся. — Ты уходишь? — всполошилась я. — А как же дядя Юра? Я имею в виду его труп, то есть я имею в виду мое алиби, или как там все это называется. К примеру, я найду деньги, а ты натравишь на меня ментов.
— Зачем? — удивился он.
— Откуда мне знать? Просто так, может, из-за плохого настроения.
— У меня настроение всегда хорошее.
— А вдруг его кто-нибудь испортит? Нет, так не годится. Если дядя Юра лежит мертвый и у тебя пленки и этот нож, я хочу все как следует обсудить…
— Ты очень много говоришь, — заметил он вроде бы даже с сочувствием.
— Я не могу говорить мало, ты полчаса назад грозился засадить меня в тюрьму.
— Нет трупа — нет убийства, — сказал Полифем. — Есть труп — убийство тоже есть. Все просто. Деньги против трупа.
— Э-э, так не пойдет, — испугалась я. — Что значит «против трупа»? Зачем он мне? Что я его, по-твоему, хоронить должна в безлюдном месте? Я его не убивала, что тебе, кстати, хорошо известно, и прятать труп мне совершенно не хочется. Деньги против ножа и пленки — это еще куда ни шло.