Как Даша и Паша были маленькими
Шрифт:
– А где же мой братик?
– растерялась я.
– Вот же он!!!
– засмеялись мама и папа.
Мама завозилась над кульком с "гусеничкой" и развернула его. Я увидела согнутые тонкие ноги и маленькие руки с крохотными пальчиками. Это и был братик! Он скруглил рот и громко - громко заплакал. Я даже испугалась. Мама быстро завернула братика обратно в пеленки и прижала к себе. Братик довольно зачмокал. Что это он делает? Я вскарабкалась на папу и обхватила его за шею, чтобы хорошенечко все разглядеть.
– Мама, он тебя кусает!
– ужаснулась я.
Мама и папа опять рассмеялись.
–
Я стала ревниво наблюдать за братиком.
– Мама, а ты меня любишь?
– забеспокоилась я.
– Очень люблю!
– ответила мама и потянулась ко мне потереться носами.
Вечером папа нагрел воду и наполнил ею маленькую ванночку. А мама раздела братика и осторожно опустила его в теплую воду. Мне было очень интересно посмотреть, как он будет там бултыхаться и играть в игрушечки, как это обычно делала я. Но братик просто лежал в воде и даже не двигался. Лишь изредка беспомощно шевелил руками и ногами. По моему он даже спал в ванной - глаза у него были закрыты.
Только теперь я поняла, почему братик не играл с моей куклой. Не писал в мой горшок. И не спрашивал про меня. Он не мог! Он ничего не мог! Ни сидеть. Ни стоять. Ни ходить. Даже, по-моему, смотреть.
– Он такой... такой ... маленький и ... некрасивый, - сказала я.
– Он скоро подрастёт и будет с тобой играть, - поняла меня мама.
Вечером папа уложил меня в постель, накрыл одеялом, а сам прилег рядлм. Мама в это время пыталась утихомирить расплакавшегося братика. Я слушала-слушала его трели, а потом серьезно заявила:
– Мама! Верни братика обратно в живот!
– Это невозможно, - деланно бодро сказал папа.
Я расстроилась, завозилась под одеялом, и уже засыпая, спросила:
– А как он хоть называться-то?
– Кто?
– не понял папа.
– Ну вот этот малышик, - пояснила я.
– А... Павлик, - сказал папа.
– Даша и Паша. Правда, здорово?
Я пока не знала, здорово это или нет.
Чудо в перьях
На лето мы поехали на дачу. Мама, папа, я, братик Паша, а еще бабушка и дедушка. Поездка на дачу была похожа на целое путешествие. Нагруженные вещами, да ещё и с коляской, мы тряслись сначала в троллейбусе, потом ехали на метро под землей, потом целый час - на электричке, а потом ещё шли пешком до участка.
Раньше на дачах в домах воды не было. Её нужно было носить из колодца. Этим у нас занимался дедушка. Дедушка с ведрами шел к колодцу, спускал в него привязанное ведро, а потом крутил ручку. И это ведро, расплескивая лишнюю воду, поднималось наверх.
Стиральных машинок тоже не было. И памперсы не продавались. Летом Паше было всего несколько месяцев. На горшок он ходить не умел. И маме приходилось стирать в корыте во дворе целую гору Пашиных пеленок и ползунков, а потом развешивать их около дома на веревке.
Но однажды я задала маме такую стирку! Похлеще братика! Вот как это случилось.
Был выходной. К обеду мы ждали гостей из города. По случаю их приезда мама надела на меня новое платье и белые гольфы. Я казалась себе очень красивой.
День был жаркий, поэтому решили, что обедать будем в саду, на свежем воздухе.
Папа выносил в сад стол и стулья, дедушка раздувал самовар, а мама и бабушка готовили обед: что-то чистили, варили и жарили. Как говорится, дым коромыслом стоял. Все были чем-то заняты, на меня никто не обращал внимания, и мне стало скучно. Тогда я решила помочь маме и бабушке - испечь праздничный пирог.
Я отправилась в песочницу, наложила в пластмассовое ведро муки (то есть песка) и стала пытаться слепить красивый пирог. Но ничего не получалось: песок был совсем сухой и рассыпался. Тут я вспомнила, что мама всегда добавляет в тесто яйца.
У дедушки был курятник. Туда-то я и отправилась.
В курятнике было сумрачно, прохладно, пахло опилками и куриным пометом. Сверху из двух маленьких окошечек едва пробивались лучи солнца.
Насест, где куры откладывали яйца, был сделан из деревянных ящиков, поставленных боком друг на друга, и напоминал трехэтажный домик, только без передней стенки. Я присела на корточки перед первым "этажом" и засунула туда руку. Пошарила в опилках. Пусто. Тогда я сунула руку на второй "этаж". Там меня поджидало ещё теплое шероховатое яйцо. Его только что снесла курица. Вот удача!
До третьего, самого верхнего "этажа" я не могла дотянуться. Тогда я придвинула пустой деревянный ящик, взобралась на него и протянула руку. На этот раз мои пальцы уткнулись во что-то большое и мягкое. Там кто-то был!
– Ко-ко-ко!
– грозно сказал "кто-то".
От неожиданности я отступила назад и с грохотом свалилась на пол, покрытый куриным помётом и перьями. Яйцо, которое было у меня в руке - вырвалось, описало в воздухе красивую дугу и шлёпнулось прямиком мне на лоб. Яйцо "кокнулось" и из него потекла густая склизкая жидкость. Прямо мне на волосы, глаза, нос, щёки, рот... Хорошо ещё, что я успела закрыть рот и глаза.
– Мама!
– закричала я и ринулась из курятника.
Но в темноте споткнулась и врезалась в алюминиевый стеллаж. Стеллаж зашатался, и на меня сверху из опрокинувшегося пакета посыпались опилки. (Эти опилки дедушка собирал для кур).
– Мама!
– опять закричала я и, спотыкаясь и задевая бидоны и ящики, еле выбралась из курятника.
Лицо, волосы, руки, ноги, да чего уж там - новое платье - всё было облеплено яичной жидкостью, перьями, опилками и куриным пометом. Я громко заревела и, не разбирая дороги, кинулась к дому. На бегу я зацепилась за простыню, которую мама повесила сушиться. Мокрая простыня облепила меня со всех сторон и не захотела отпускать.
– Мама!
– закричала я в третий раз.
И стала бороться с простыней.
Наконец меня услышали.
И все сбежались ко мне.
И освободили меня от простыни.
И у-ви-де-ли меня.
Что тут началось! Дедушка, схватил вёдра и поспешил к колодцу. Бабушка поставила на плиту огромные кастрюли - греть воду. Папа держал меня перед собой на вытянутых руках. Боялся испачкаться. Мама стаскивала с меня перепачканную одежду.
Но это ещё не всё - от шума проснулся братик и начал громко плакать. Мама стала уговаривать его поспать ещё чуть - чуть. Но куда там!